Как Меньшиков проводил межевание владений в сотнях Стародубского полка
– При поляках Почеп с окружающими поселениями принадлежал стародубскому маршалку поляку Киерлу; при нем из крестьянского населения выделялась особая "казацкая корогва", отбывавшая "замковую послугу", т.е. оберегавшая почепский "замок"; казаки этой корогвы наделялись за службу землею по четыре уволоки "на коня" 438).
По изгнании поляков, крестьянское население Почепской сотни распределилось мало-помалу на три группы: одна принадлежала "до двора гетманского", другая – "до ратуши почепской" и третья – жила в селах и деревнях "владельческих".
Всех поселений в Почепской сотне было около 150; из них ровно половина была ратушных, около сорока – владельческих, а остальные принадлежали "на булаву". Разумеется, казаки, жившие в тех же поселениях, сюда не включались.
– Почепская сотня была едва ли не самая большая в Малороссии, как по своему пространству, так и по населению.
– Когда после Полтавской битвы Скоропадскому предстала необходимость одарить сподвижников Петра Великого за труды, ими понесенные при изгнании шведов из Малороссии, наиболее ценный подарок нужно было назначить Меншикову, как наиболее отличившемуся в Мазепином деле – взятием Батурина. Такой ценный подарок представили собой две гетманские волости – Почепская и Ямпольская, которые и были отданы Меншикову в середине июля 1709 г.
– Отданы были при этом все те поселения с их крестьянами, которые принадлежали "до двору гетманского" и "до ратуши почепской".
"Отдаем его княжой светлости, – сказано в универсале, – место Почеп так с теми, которые до прежних гетманов и до мене належали маетностями, яко и с теми, которые до места Почепа принадлежат".
Владельческие поселения остались у прежних владельцев; остались свободными и казаки Почепской сотни. – Отдача Почепской волости Меншикову была произведена генер. хоружим Сулимой и стародубским полковником Жоравкой.
– Приняв в свое владение крестьян, Меншиков стал настаивать у Скоропадского, чтобы отданы были ему и казаки всей сотни.
– Удовлетворение этой просьбы должно было стать в противоречие со всем складом народных понятий, по которым казак был синонимом свободного человека, обязанного нести только военную службу и за то обеспеченного от какого бы то ни было "послушания". И тем не менее, Скоропадский должен был исполнить просьбу Меншикова и отдать ему казаков Почепской сотни в такое же "послушание", каким обязаны были и крестьяне. В июне 1710 г. выдан был гетманский универсал об отдаче казаков "в державу и владение его княжой светлости" и об исключении их из "войсковой службы" 439).
Подробности о том, как Шидловский приводил почепских казаков в "подданство", – не сохранились. Знаем только, что тогда же казаки были обложены денежным оброком наравне с крестьянами, с которыми вообще были сравнены в отбывании повинностей.
– Почепские казаки не сразу подчинились своей неволе и протестовали против попрания "войсковых вольностей": собирали рады и измышляли средства для избавления от "послушания"; но из этих рад ничего не выходило, так как Меншиков был слишком могуществен, чтобы кто осмелился стать за почепских казаков предстателем у царя... Присоединив казаков к крестьянам, Меншиков поручил Шидловскому ограничить Почепскую волость "столбами и концами", "ради всегдашней крепости".
– Спустя несколько лет, Меншиков опять стал просить Скоропадского – отдать ему еще и Храповскую волость, как смежную с Почепской, и опять Скоропадский должен был исполнить просьбу всесильного князя. Отдана была ему и Храповская волость, после чего в Почепской волости стало до 6000 одних крестьянских дворов – но и этим не удовлетворился Меншиков; захотелось ему спрямить границы Почепской волости, и он просил Скоропадского разрешить ему сменять некоторые почепские земли на стародубские, чтобы сделать свою волость круглее.
"И на ту замену, – писал Скоропадский, – просил его княжая светлость у мене комиссаров; по якому требованию посылал я комиссаров, Василия Велецкого и Петра Валкевича, а его княжая светлость прислал от себе комиссарами Алексея Чогликова Ямборского да Богдана Родионова, почепского коменданта, которые с обоих сторон комиссары когда приехали на земли стародубские, смежные с почепскими тогда не равной замены смежных грунтов, но гораздо большую часть полку стародубовского угодий до Почепа востребовали. И так видячи мои комиссары их, комендантов, неслушное требование, жадной замены не чинили и ничего им подлуг их предложения не уступивши, прочь с комиссии разъехались. И от того времени почепские коменданты начали самовольно соседственным смежных сотен обывателем, разные чрез межу чинити обиды: поля позаезжали, на пашнях людских слободы поосажовали, лесы и бортные ухожья попустошили, мельницы иные поотнимали, а с иных, которые до берега почепского плотиною приписаны, берут оклады немалые, чего в Малороссии не водится..."
Одолеваемый жалобами стародубских полчан, Скоропадский принужден был жаловаться в Петербург, прося защиты от самовольства почепских комендантов. Но последние не унимались и предложили своему патрону округление границ Почепской волости повести еще далее. Меншикову было доложено, что по старинным межам к Почепу принадлежало земель гораздо больше, чем сколько ему отдал Скоропадский. Меншиков ухватился за это указание и выпросил царский указ, которым повелено было вновь обмежевать Почепскую волость "на основании границы, проведенной в 1638 г. между Россией и Польшей". Об этом межевании прислан был в июне 1719 г. Скоропадскому указ.
– "Просил нас, великого государя князь Ижерский... что пожалован он в Малой России местом Почепом со обыватели в нем... но на принадлежащих до того места землях поселились некоторые люди из козаков и туда из Почепа выходят жить, отчего он принужден немалую нести обиду; того ради (просил) дабы мы повелели место Почеп со всеми приналежитостми розмежовать, так как учинена тамо была межа от созд. мира в 7146 г., межевщиками столником Григорием Пушкиным и друг.... И мы, великий государь, повелели... вышепомянутое место Почеп со всеми к оному принадлежащими землями и угодиями, ради свободного и спокойного владения, обмежевать со всех околичных стран, как от великороссийских, так и от малороссийских наших городов и мест, против того как в тех местах межи и признаки учинены были во время чиненного там прежде сего межования, 7146 г.... И для того межевания повелели мы отправить ныне к тебе, подданному нашему гетману... нарочно межевщика дьяка Ивана Лосева, которому то межование велено учинить обще с приданным от тебя из малорос. народу кого знатного, по тем межевым книгам помянутого 7146 г., по самой истинной и сущей справедливости, кроме земель служилых козаков, которых служилых козаков и их козацкие земли, им же межевщикам описать именно. И тебе бы гетману... отправить с тем нашим посланным межевщиком в Почеп от себя знаючого межевое дело и тамошние месца знатного и верного человека и велеть ему обще земли и поселения к Почепу принадлежащие, которые отданы и подлежат во владение князю Ал. Дан., рассмотря и освидетельствовав подлинно, обмежовать и вновь границы и признаки пристойные учинить, как изстари тамо по прежднему межованию граниче учинено было безъобходно. И всему тому учинить им межовие обстоятелние книги, которые межовие так же и служилых козаков и земель их описние книги, надлежит как посланному от нас межевщику, так и от тебя... к нему приданного, закрепить своими руками и привезть оние тому межевщику в С.-Пб, в коллегию иностранных дел..."
Из этого документа видно, что указанное в нем основание для определения границ Почепской волости было пригодно лишь для одной стороны последней: в 1638 г. проведена была "межа" только по границе, отделившей Польшу от России, причем межа эта касалась Почепской сотни лишь с одной восточной стороны. Из указа этого не было видно; но последний для Меншикова был тем и важен, что при его неясности и при податливости Лосева, к Почепу можно было примежевать всякие земли "со всех околичных стран". Кроме того, как в указе, так и в данной Лосеву особой инструкции, по соглашению Меншикова с Лосевым, были сделаны какие-то "перемены" в пользу Меншикова (см. примеч. 449).
Пока делались эти "перемены", настала зима, и межевание было начато только в 1720 г., при непосредственном участии самого Меншикова, приехавшего в это время в Малороссию. Скоропадский выслал своих комиссаров 440), и Лосев начал вести межу, отделявшую почепские земли от трубчевских. Беспрепятственно доведена была межа до Бакланской сотни, которую, по мнению Лосева, следовало также включить в Почепскую волость; но гетманские комиссары воспротивились этому, доказывая, что бакланские земли к Почепу никогда не принадлежали. Протеста комиссаров, однако ж, не стали слушать, и межевание продолжалось... Комиссары, видя, что их не слушают и что Лосев захватывает все больше и больше чужих земель, уехали в Глухов.
– "Когда пришли комисары с дьяком Лосевым, – писал Скоропадский, – межою до Розделова болота к сотне Бакланской, где самый сильный был спор, тогда на тое местце приехал с Почепа светлейший князь его милость; и хотя мои комисары по требованию его светлости, дали сказку, что остановились там и спорят, потому что владельцы полка Стародубского с Почепскою сотнею помежные, являют крепости, именно межевание межевщика Стремоухова, универсалы прежних гетманов и мои, по которым всем письмам, при Розделовом болоте по обеим сторонам реки Судости, по правой руке (берегу) – земля Погарского уезда, а на левой стороне – земли Трубчевского уезда; однак его светлость изволил сам допрашовать старожилов о том, с какого времени явились здесь владельцы, причем "помещика", маетности свои в сотне Бакланской имущего, именно Андрея Гудовича, взято за караул, а старожилу Овсеенку до руды (крови) голову пробито. А после всего того, приказал его светлость комисарам моим подписываться на писмах готовых, которые поготовил дьяк Лосев без совета и согласия, на яких писмах комисары мои, прав великороссийских не сведомые, по приказу его светлости должны были подписаться. И так от Розделова болота, оставя крепости о землях Погарской и Бакланской сотен, с сотнею Погарскою изстари смежных, пошли захватывая весьма неналежно сотню Бакланскую. И уже комисары мои от того времени, лишенные звания своего комисарского, только готовому присматривалися, чего ради куди их дьяк Лосев проводил, туда они и шли; и что им чинить велено, то и чинили, поколь о всем том ко мне описалися и потому – я им с того неправого межования, велел съехать в Глухов..." 441).
Удаление гетманских комиссаров, однако ж, не остановило межевания, которое затем продолжалось по указанию Андрея Гудовича, объявившего Меншикову, что он знает "старую почепскую межу". По указанию Гудовича к Почепской волости примежованы были – сотни Бакланская, Мглинская и значительная часть Стародубской.
– Как перешел посаженный незадолго перед тем Меншиковым "за караул" Гудович на сторону своего обидчика, видно из одной жалобы стародубских полчан:
"В прошлом 1720 г., в бытность кн. Меншикова в Малой России, под час межованя дяка Лосева насилного и весма неправого, Андрей Гудович под видом хитроумышленным, будто от ревности своея за неправое того дяка Лосева межевание, против Меншикова проговорил дерзости и за тое взят был под арест; а после, тогдаж, зараз отпущен з под аресту, поддался под его Меншикова протекцию и по злобе своей на некоторых з полчан наших имеючойся, показал себя при гвалтовной меже – будто знает он старую почеповскую межу и согласившися за дяком Лосевым и протчиими Меншиковой стороны, насилством и нахалством начал вести межу, взявши от Розделова болота, лежачого в Бакланской сотне, аж до Соснового болота, которое лежит между Мглинским, Брянским и Почепским уездами, и всеей тоей окружности захватили верст более 150..." 442).
Желая покрыть сделанный захват какою-нибудь правдой, Меншиков стал добиваться от крестьян и казаков захваченной местности "кабалы", которою бы те записались в добровольное его "подданство". Такую "кабалу" от Бакланской сотни взялся добыть Гудович – и добыл ее, после всяческих угроз и насилий. Труднее было добиться "кабалы" от Мглинской сотни, так как присоединение последней к Почепу на основании разграничения Пушкина было очевидной неправдой, что мглинцы хорошо понимали и в "кабалу" не давались, несмотря на все старания самого Меншикова.
– Кроме того, мглинцы протестовали и против межевания Лосева, причем протест свой, по распоряжению Скоропадского, подробно изложили на бумаге и записали в стародубские магистратские книги. В этом протесте сохранены характерные подробности тех насилий, которые делали меншиковские прислужники, желая скрыть неправду межевания.
– "Была нам объявлена монаршая грамота, – писали мглинцы, – присланная в прошлом 1719 г. ясневельможному гетману, относительно обмежевания почепских грунтов. Но дяк Лосев пренебрегая таковое грамотное изображене и не ограничаючи самого Почеповского уезду по старим пределам, когда без всякого допросу, не слухавши признания наших старожилов и многих писем стародавних, обмежовал сотню Бакланскую з уездом и принял часть Стародубовской сотне, тогда передом с присудствующими собе полковником Ларионовым, подполковником Сухаревым и друг., змишлений, а не праведный составивши свой чертеж и не чинячи розделу от Почепа з сотнею Мглинскою, здавна от лядзкой державы до стародубовского присуду и владения принадлежащого, замежовал всю оную к Почепову и отписал, будто з уездом нашим поселена отдавна на земли почеповской, а не на стародубовской. Видячи прето мы его дяка Лосева с товарищи, в обмежованю неправедно учиненный нам гвалт и насилство, грамотою царя и вел. кн. Алексея Михайловича в крепость и оборону городу нашему Мглину данною, себе защищали и давние писма лядские являли; однак все тие наши преслушая крепости, как як сам хотел, завел и записал город Мглин к Почепу. По котором дяка Лосева насилном замежеваню, будучи в Почепове светлейший князь прислал до пана сотника нашего листовний указ, дабы мы з оным, побравши з собою атаманю и товариство, приездили в Почеп. И мы хочай тогда поехавши в Почеп, однак ничого о заграниченю своем от его светлости не чули и праздно до домов своих поворочались. А когда же прислан был до нас Иван Иванович Губчич... з устним его светлости приказом, дабы мы, уряд мглинский, прибули до сего светлости в Старое Почепище... И поехавши туда, были мы перед лицем его светлости и от его самого, принуждани и увещани были – дати в подданство почеповское на себе кабалу; а к тому его светлость словами именно сими увещал:
"Добре бы, братци, дабы так вы, як и бакланци, подали нам челобитную, а по ней записалися своими руками, жить за мною. Я вас когда будете мои, не подам ни в якую обиду! Будете жить за мною свободни, неяких жолнерских консистентов кормить не станете и козаков ваших которые ныне на роботе в Киеве зостают, пошлю указ зараз освободить. А хто вас чим обидив или державцы ваши якое вам починили разорение, тое принужду их вам возвратить. И во всем вас охранять, як своих людей, обицую".
Однак мы такой кабалы в подданство почеповское на себе писать не хотели; а як бы з его светлости дому уволнитися, для общой порады упросилися на два дне отъехать в дом свой. А его светлость не доверяючи нам, за отъездом нашим в Мглин, прислал от себе г. атютанта Нестерова, майора Богданова и Булашевича, козака прежде бившого почеповского, якие присланние его светлости в городе нашом зобравши урядников, попов, знатное товариство, козаков и все посполство, в сотницкий двор, всяким образом против бакланской кабалы, також кабалою весь народ мглинский у подданство светлейшому князю притягали, да и будто город Мглин сидит на почеповской земли, тую неправду там же в кабале доложить велели. Но мы утвержаючися грамотою г. Мглину в защиту наданною, тим посланним его светлости, з общего согласия еднословно, козаки и посполство, отказали, что его царскому величеству як деды и отцы наши верне служили, так ныне и мы готовы служить верне до ищадия нашего, а записоватися светл. князю и быти в подданстве, як козаки почеповские, не хотели и не хочем. По котором нашом ответе, прислал его светлость свой до сотника нашего и до нас лист, який таким подобием виражается:
"Господин сотник з атаманом и войтом. Изволите ваша милость сочинить дело порученое и прислать чрез атютанта нашего Несторова, а я к вам в гости завтра буду. З Старого Почепа. 26 июня, року 1720. Александр Меншиков".
И при том его светлости листе, тим же атютантом Несторовым, наш сотник мглинский 443) чи з якого страху, принужден был на едного себе дать его светлости запись, которая всему народу уезду мглинского нечим шкодить не может, понеже то сталося не по согласию нашему, но по насилию атютанта Нестерова и от маиора Богданова. А когда в подданство записоватся всенародно им посланным отказали, атютант Нестеров в писара нашего Ревута з за пазухи, тот вижей изображенний лист его светлости взял и до себе назад одобрал..."
Далее мглинцы, перечислив все села и деревни Мглинской сотни, захваченные межеванием, говорят:
"И куди Лосев заграничуючи тие вышъизображенние села з уездом нашим, з полковником Ларионовым, подполковником Сухаревым, маиором Богдановым и несколько капитанами, з множеством драгун и солдат... тянути межовую веровку намеревал, туда старожилов наших драгуне и солдате насилно похватавши, под караулом перед собою гонили при межовой веровце... И посилаючи от себе наперед у миль чтири, драгун своих и салдат, старожилов сотне нашой гвалтом до себе брал и у себе держал за караулом, батожем бил и зсилкою почеповского страшил и куда сам хотел, туда принуждал их призначать обмежоване... И когда дяк Лосев укончивши межу по своей воле и приехавши в Почеп, посылал знову з Почепа драгун и солдат хватать в селах сотне нашой, священников, козаков, старожилов значних и посполитих людей, кого напавши, хто был и не был на граници. И тие драгуне его наехавши в села, гвалтом священников и многих людей брали, а иних вязали и до его привозили в Почеп, где за его ж Лосева страхом и насилием, мусили на якихъся книгах подписоватися; а якие то были книги, чи межовое дело или якое иное было написано, оным не читал и не показовал, тилко на готових книгах подписоватися принудил..." 444).
438) Обозр. Рум. Оп., 613.
439) Приводим здесь полностью этот замечательный универсал, сочинение которого стоило, конечно, немалого труда и для самого искусного из "канцеляристов" Скоропадского.
– "Всему старшому и меншому войскового чину в сотне почепской жительствующему товариству, ознаймуем сим нашим уневерсалом, иж светлейший князь его мил. генерал фелт-маршал и кавалер Александр Данилович Меншиков, перво, чрез свой лист, а тепер повторне, чрез генерала-маиора Федора Шидловского, нарочно для устроения потребних порядков до Почепа од его светлости ординованного, прислал до мене свое желание в том, дабысмы позволили вам, козакам почепским и всей сотне тамошней, не отлучно з посполитими людми, под одним его княжой светлости владетелством и послушанием зоставать. Мы же знаючи, что между вами козаками з подданными его светлейшества места Почепа и околичних тамошнего уезду сел обивателми, для самой налоги, которую беспрестанно отбыванем почти, даючи на всяких посилщиков уставичне подводи, а надто доволствуючи оних кормами и напитками з немалим убитком и отягощенем сами вы двигаете без посполитих людей помощи, од чого у вас всегдашняя деется незгода здавна, о чом до нас многокротне и от самих вас доношение и прошение было, не без прикрости и докуки нашой. Того ради порозумевшися мы, что и впред вам в таковом раздвоении не под одним его светлости владением зостаючи, без тяжества и озлоблениа обийтися трудно, яко поважаем у себе велце волю и желание его княжой светлости, так оной не отрекаючи, уволняем вас от всякой войсковой служби и от належитих до полку повинностей и услуги, а определяем вас, всю сотню з товариством, для вашой же ползи и полегкости, з иншими почепскими посполитими жителми, в единостайную его княжой светлости державу и владение, для чого при г. генералу Шидловскому нарочно до вас посилаем пана Ивана Сулиму, хоружого войскового енералного, и пана Лукяна Журавку, полковника стародубовского, з сим нашим уневерсалом. Теди мети хочем и приказуем, абисте вся обще сотня Почепская, зобравши товариство в Почеп для выслуханя оного, без жадной противности, поволно, под одну княжой светлости склонилися протекцию и кому его светлость поручит над вами радение, тому всякое отдавали бы послушенство. А мы яко сами до войсковой службы употреблять вас не будем, так приказалисмо и п. полковнику стародубовскому, чтоб вас до жадних войскових повинностей отнюдь не важился потягати. Дан июня 20, року 1710".
440) Комиссарами были назначены: генер. есаул Вас. Жураковский, прилуцк. обозный Мих. Огронович (Грищенко) и канцелярист Петр Валькевич.
441) См. также письмо Скоропадского к Меншикову, с объяснением причин удаления комиссаров. Зап. Маркевича, I, 492.
442) Черниговский Листок 1863 г., №7, стр. 55.
443) Максим Бороздна. См. Мглинские сотники.
444) Бумаги Сулимовск. архива, нашей б-ки. К протесту мглинцев приложены показания отдельных лиц, которых драгуны возили к Лосеву, в Почеп, для подписи межевых книг. Приводим одно из таких показаний священника с. Вормина: "Честный отец Даниил Константиевич, презвитер церкви Вознесения Господня Ворминской, доносил нам (Стародубскому магистрату) тое, же по межованю границе мглинской, дяк Лосев из Почепа прислал в село наше Вормино, чотырох человека драгун, которие приехавши у день недельный, взяли были мене везти в Почеп: толко ж сын мой сожалеючи мене, отца своего, упросил драгунов, жеби не брали; теды оние вместо попа, взяли з собою сына попова насилно и повезли на колесах (простая телега) да з ним же сыном, Ворминцов трох человек, которих побравши, били як им было угодно; а потом повязавши, провадили до села Осколкова; а привезши оных в село, порозвязовали и караулили усю ночь; где тоей ночи сын мой из-за караулу их утек. А на завтрешний день, знову четыре ж человека драгун за сыном моим в погоню прибегли; где прибегши, сына моего не найшли, леч мене самого поймавши, оние драгуне били шпагою по плечах и за волосы драли; а потом положили на колесах и присели два их мене, един на ноги сел, а другий на хребет сел, жебым я не утек; и запровадили до Осколкова, а з Осколкова до Почепова на подводах повезли; ночовали там под караулом их же драгун. А на завтрешний день хлопец дяка Лосева сколко нам числом привезено, записал; а потом дяк Лосев приказал нас привести всех пред себе; а кгдисмо стали пред ним, углядевши, велел драгуном нас всех в иную господу отвести, где драгуне привювши по указу его, били нас всех по ногах палкою, виговоруючи тое: давайте нам денги, щосмо ездили по вас два разы; теды мы все сколко нас было запозичившися, дали им денег шесть рублей. Да он же Лосев силовал мене отписатися за старожилов; а кгды я не хотел подписоватися, теды говорил Лосев бранячи: не ведаешь ты, поп, не по тебе, растакой матери, на Москве метрополиты и архиереи звезды личат, сопротивляючиеся власти (Осколковскому дьякону, не хотевшему подписываться, Лосев говорил: "Не вас детей б...ных, митрополиты и архиереи на шибинеци висят, а вы, попы, власти противитеся!"). И положивши книги на столе, велел мне писатися насилно; а що в тих книгах написано, не читалем и не чулем що изявляет, под совестию моею иерейскою своей рукою подписуюся на том".
Кончив межевание, Лосев с межевыми книгами отправился в Петербург. Туда же за ним повез Гудович и добытую им бакланскую "кабалу". Вслед за ними поехали в Петербург и бывшие межевые комиссары, Жураковский, Огронович и Валькевич, повезшие царю гетманскую жалобу на почепское межевание, причем должны были устно дополнить ее подробностями насилий.
– Понимая трудность борьбы с Меншиковым, Скоропадский писал наказному полковнику, чтобы он позаботился собрать возможно полный материал, с помощью которого можно бы было, в случае надобности, фактически возражать против межевых книг Лосева.
– "Ведомо нам было пред сим, – писал Скоропадский, – же дяк Иван Лосев з принуждением старожилов и понятих мглинских, бакланских и стародубовских, составивши в Почепове, взглядом тамошной межи всему полку вашому Стародубовскому, в потомний час шкодливие книги, одъехал з оними в путь свой; а тепер запевне известилисмося, же тоей же Лосевой против указу царского величества в книгах составленной неправоте, согласуючи еще и Гудович от всеей сотне Бакланской споряженную чоломбитную повезл з собою в Пiтербурх, подкрипляючи новою своей лжою помилку Лосеву, же бакланце, товариство войсковое и поспольство, будто дали в Почепове кабалу, поддаючися вечно в подданство светлейшому князю доброволне а не примушоне; а удаючи пункт быти неправедный, який п.п. стародубце в полковой своей супплеце прежде составленной, написали, же у них бакланцов, насилием у подданство тие кабали в Почепове побрано и тую чоломбитную фалшивую будто од всех бакланцов подати в Пiтербурху он же Гудович взял з собою козака бакланского прозванием Поденного, який Гудовичев хитропромислний и злобний способ, хоч весма неправедний, однак без одпору слушного лжу тую улитаючого ответу, может там покамест правда взищется, показатися силний и посланним нашим (комиссарам) на початку не безтрудный; а увас на скоренене тих книг и новоуформованного Гудовичевого прохирства, не маш жадного порядку и неякой ку отпору крепости..."
Поэтому Скоропадский советовал наказному полковнику озаботиться как собиранием документов, опровергающих межевание Лосева, так и запиской в магистратские книги показаний о всех тех насилиях, которые сделаны были прислужниками Меншикова.
– Результатом этого распоряжения и явилось то описание произведенных в Мглинской сотне насилий, которое приведено нами выше. *)
Получив жалобу Скоропадского на почепское межевание, Петр Великий приказал ее рассмотреть сенату. Последним были допрошены как Жураковский с товарищами, так и Лосев. Противоречия между показаниями бывших комиссаров и межевщика были так резки, что сенат нашел необходимым проверить жалобу гетмана на месте.
– Летом 1721 г. Скоропадский получил новый царский указ, которым повелено было проверить межевание Лосева под наблюдением полковника Скорнякова-Писарева и "искусна из надворного суда судии" Чирикова в присутствии двух гетманских комиссаров, а также допросить тех жалобщиков, которые утверждали, что они подписывали межевые книги по принуждению Лосева,
"чего ради, – говорилось в указе, – и помянутым всем, как Лосеву и великороссийским, так и малороссийским комиссарам, быть при том межевании. И буде по розыску и с очных ставок явится, что межевание он, Лосев, чинил право по приговорам приданных гетманских комиссаров и по отводам старожилов и в прикладываню рук принуждения никакого не было, и той меже быти по оному ж его Лосева межеванию. А буде по розыску явится как по меже Пушкина, так и от той межи выше, тое его Лосева межевание неправое, и тую межу отставить. А к тому месту Почепу принадлежащие местечка и села и деревни и земли от смежных владений по жалованной ему, светлейшему князю, грамоте и по твоему гетманскому универсалу из смежных сотень по крепостям какие при том межевании будут объявлять, а где крепостей не будет, то по отводам и по розыскам старожилов, самою правдою и по писцовому наказу розмежовать вновь, не маня никому и не посягая ни на кого, чтоб впредь о том ни от кого спору и челобитья не было. А что в той меже замежовано будет по другому твоему универсалу почепских козаков и их земель и оное описать особо..."
Сенатский указ грозил Меншикову, что все насилия его будут раскрыты и межевание Лосева будет уничтожено. Желая предупредить эти последствия, Меншиков поручил все дело вести Гудовичу, которого вместе с тем назначил почепским комендантом. Скорняков-Писарев был на стороне Меншикова, но, не зная местных обстоятельств, нуждался именно в таком помощнике, как Гудович. Скоропадский назначил своими комиссарами – прежнего Жураковского и генер. бунчучного Якова Лизогуба. Но относительно последнего Меншиков заявил отвод на том основании, что брат этого комиссара, Андрей Лизогуб, имеет земли около Почепа, почему Якову Лизогубу и не годится быть комиссаром. Скоропадский заменил Лизогуба генер. писарем Савичем. Гудович, по-видимому, не терял надежды закрыть правду, для чего не останавливался ни перед какими насилиями. В июле 1721 г. Скоропадский писал стародубским полчанам:
"З листовного вашмостей донесеня, вестно нам есть о самовластных нового властелина почеповского Гудовича поступках, которий ово прелестми ово погрожками, чинячи в народе смущение, рожние з сопоспешники своими виполняет происки; а Илейко 445) многолюдно ездячи, устрашает особливо сотнян бакланских, хватанием и запроваженем в Почеп, и на домы людские нападает, как уже в Баклани и в Стародубове чинил наезд на двори мещанские и трусил оние, шукаючи сотника наказного бакланского и писара сотенного тамошнего, хотячи обоих схватати и до Почепова запровадити. Прето в ответ предлагаем вашмостем, что для погамованя такових од помянутих самоволцов происходящих продерзостей, инного тепер не винаходим способу, тилко все тие их самовластия записовати справно на ратушу тамошнем стародубовском надлежит; а тим часом слушне будет вашмостем чрез писмо до помянутого первоначалного управителя почеповского Гудовича, одозватися, питаючись: чи ведомом его и по чиему указу таковие над людми виполняются ексесси? А дали можете що в ответ от его получити, да и нас о том не оставте уведомити..."
*) Рассказ о межевании Лосева может быть дополнен некоторыми подробностями из актов, приложенных к Описанию города Мглина, И. Токмакова (Киев, 1888), стр. 77–83.
445) Казак Яков Илейко – один из агентов Гудовича. См. выше.
Скорняков-Писарев действовал в том же направлении, как и Гудович. Он хотел прежде всего запугать всех тех, кто осмеливался поддерживать протест против межевания Лосева. Следующая жалоба стародубских полчан, поданная в конце 1721 г. на имя государя, показывает, какие меры принимал Скорняков, чтобы оставить почепское межевание в прежнем виде.
– "Протестуемся пред вашим царским пресв. величеством, жалобливе на капитана гварнезону глуховского Ивана Бранчанина полку Шарфова, з салдатами по первой посилце з Почепа, приихавши другим разом в Стародубов, безвестно и никому з гражданских правителей не явившися, учинил нападение на двор Василя Завадовского тов. бунч., и в нем Василя Рославца да Ивана Губчица, козаков почеповских значних, от неволе и разорения правителей почеповских криючихся в Стародубове, схватил; а товарищи их в едних кафтанах с того двора заледво убежали, в нинешнем 1721 г., ноеврия 30 числа, о шестом часу на светаню; что деялось в бытность Семена Савича писара и Василия Жураковского, войскових енералних персон, по указу вашего царского пресв. величества а по определению г. гетмана, для рассмотрения и окончания межового дела присланих. А чрез такое оного капитана безвесное и внезапное нападение, в граде Стародубове от вопля и кгвалту, между народом учинилось смятение, чого обыватели устрашившися и не ведаючи причини – хто и зачим начал безвестно брать людей под караул, вдарили на кгвалт у дзвон, в том боязненном мнителстве, что озарник Илейко, которий з ведома и посилки Гудовича, коменданта почеповского, в сем же году в месяцю июлю, з козаками почеповскими и з слободи Млинки расколниками, собрався нападал на град, хотячи схватать сотника бакланского Василя Варавского и писара его, паки чинит нападение. Однако в таком страсе и сметении народном, а не помянутому капитану, а не при нем будучим салдатам, неякого ни в чом не учинилося зла и повреждения. Тих схватанних козаков почеповских он, капитан, под караул отдавши салдатам, опосле уже пришол на квартиру к енералному писару, обявляя ему и правителем полку Стародубовского, указ от полковника и комиссара дела межевого Богд. Гр. Скорнякова-Писарева з товарищи ему данний. А когда писар енер. спросил его, капитана, для чого он не обявясь старшине стародубовской, такой нечаянный в народе учинил страх? – и он, капитан, винявши с кармана инструкцию, якобы от того Б.Г. Скорнякова ему данную, чинив вслух всем полчанам з таковим виражением: кроме мовит, схватанних козаков почеповских, несмотря и на писара енералного, схватать бы еще в плен, канцеляриста войск. Петра Валкевича, писара полкового стародуб. (Григ. Скорупу) да козака бунчукового Афанаса Покорского. Да той же капитан Бранчанин сказовал на словах, что по тих всех мовит, силнейшая еще будет з Почепа посилка... з тих мер, все полчане стародубовские, слышащии читаний указ з Почепа присланий и на словах капитана виговор усумнелися, же вашего царск. пресв. величества собственноручний именний прислан указ – чинити межовому делу аппробацею, а прежде чиненя аппробации, потребние к делу межовому и обидимие, схватани меют быти люде в Почеп..."
Скоропадский жаловался со своей стороны, что указ о поверке межевания не может быть исполнен ввиду тех насилий, которые, под видом его исполнения, позволяют себе Скорняков и Гудович, и что даже комиссары его не обеспечены от этих насилий... За сим поверка почепского межевания остановилась сама собой, и дело оставлено было до личных объяснений Скоропадского в предстоявшую ему поездку в Москву.
Приехав в Москву в начале января 1722 г., Скоропадский только в конце апреля успел подать царю челобитную о почепском деле. Повторив вкратце историю почепского межевания, гетман заключал свою челобитную так:
"И ныне чрез тое дяка Лосева неправое межевание, от полчан стародубских, знатной шляхты, козаков и посполитых обывателей, не мало обидимых, в плачливой и неотступливой жалобе их, не имею покоя и чрез тоеж интересу вашего величества в службе войсковой, урон есть немалый. Всепресветлейший государь! по своей неизреченной милости сохраняя раба своего при нинешней старости и слабости моей, избави мя од вишепомянутой межевой трудности и клопоту и – полчан стародубовских не попуская в крайнюю обиду, повели, государь, его светлости держати места Почеп и Ямполь как я и преждние гетманы владели оными, чтоб и од козаков Почепской и Ямпольской сотень, служба войсковая не преставала по их за всех прошлых гетманов, обыкновению, пад ниц у стоп императорских, всесмиренно молю".
– Приняв челобитную от Скоропадского 28 апреля, в Преображенске, Петр Великий приказал гетману явиться к нему за ответом в тот же день вечером, вместе с Толстым (сватом гетмана). А когда гетман явился в назначенное время, "теды его импер. величество переговоривши з г. Толстым, велел себе дать каламар и собственною на упомянутой челобитной помету учинил рукою в тие слова:
"Учинить решение в сенате следующим образом: то, что дал гетман после Полтавской баталии кн. Меншикову и грамотою жалованною утверждено, быть за ним; а что зверх того примежовано и взято, гетману возвратить и послать нарочного, чтоб то розмежование учинил в правду; а которые ту лишную неправую межу учинили без указу, тем учинить яко нарушителем указу" 446).
Исполнение этого решения сенатским указом поручено было полковнику Давыдову, который приехал в Глухов в октябре 1722 г., когда вместо умершего Скоропадского фактическим правителем Малороссии был президент новообразованной коллегии Вельяминов. Комиссарами при исполнении указа Полуботок назначил бунчук. товар. Афанасия Дорофеевича, Данила Кутневского, Осипа Тарасевича и Семена Максимовича, причем последние должны были действовать под руководством Валькевича, который для этого отправлен был в Стародуб, где предварительно поручено было ему собрать все сведения о том – какие маетности переданы были Меншикову Сулимой и Жоравкой, в 1709 г. 447).
– На этот раз почепское межевание осложнилось тем обстоятельством, что Полуботок по первой своей жалобе на Вельяминова получил из сената очень милостивое решение, которым был обязан Меншикову; последний при этом "приложил ходатайственное свое патронство, обнадеживая и впредь не оставлять своим заступничеством малороссийский народ" 448).
Меншиков, видимо, желал задобрить Полуботка, и последний, в свою очередь, должен был сделать уступки в почепском деле. И действительно, мы видим, что после инструкции Валькевичу, написанной 24 ноября, Полуботок 4 декабря пишет ему же –
"не выхватуючися горячо поступать полетично и обходително с стороною почепскою (т.е. с поверенными Меншикова) под час межи почепской, держатися указу только".
По-видимому, "политика" поведена была так далеко, что стародубские полчане снова пожаловались непосредственно царю, который в это время, возвратившись из дербентского похода и узнав, что Меншиков из-за почепского дела лицеприятствует Полуботку, послал в Малороссию "унтер-лейтенанта" кн. Волконского, приказав ему созвать в Глухов всех обиженных почепским межеванием и там допросить их, а Жураковского с прежними комиссарами, выслать в Москву, для нового допроса там. В то же время Скорняков-Писарев, главный виновник неисполнения указа 1721 г., был арестован и отправлен в Москву 449).
Волконский произвел подробное следствие о почепском межевании уже без всякого давления со стороны Меншикова и, по следствию, жалобы как Скоропадского, так и стародубских полчан вполне подтвердились. Результатом этого следствия было немедленное исполнение указа, привезенного Давыдовым, и высылка закованного в кандалы Лосева в Москву, где его судили и по решению суда в январе 1724 г., "по отнятии имений, он бит кнутом и по вырезании ноздрей, сослан в Рогервирк, на вечную каторгу" 450).
446) Диариуш Ханенка, изд. Бодянского, стр. 51.
447) Инструкция Валькевичу в Черниг. губ. Ведом. 1887 г., №67.
448) Русск. Архив 1880 г., I, 163.
449) Записки Маркевича, I, 8.
450) "Вины" Лосева в печатном указе 4 марта 1724 г. описаны так:
1) В 1719 г., преступая данную ему с коллегии иностр. дел инструкцию, приехав на Украину, Почепова не межевал, козаков и земель их не описывал и гетману грамоты не подал, а присылал оную грамоту так же и инструкцию, для перемены из Почепа в С.-Пб, а между тем оставя врученное межовое дело, управлял светл. князя Меншикова партикулярные дела.
2) В 1720 г., не освидетельствовал и не розыскал о прежней 146 г. почепской меже и не принял от козаков на земли их к межеваню, крепостей и несмотря на правые споры, сочинил он, Лосев, именем бывших при том межевании великороссийских и малороссийских коммисаров, воровской приговор, написав в оном собою как тое неправую межу чинить и велел им, не прочтя того приговора, подписатся; и так учинил он, Лосев, вновь воровскую межу, по которой не радея его импер. величеству, примежовал к Почепу ненадлежащие Мглинскую и Бакланскую сотни, со служивыми козаками, и часть полковой Стародубовской сотни, со многими селами и деревнями, с мельницами и со угодии, чего от гетмана светл. князю не дано и жалованною грамотою не утвержденно; и тем неправым межованем межи гетманом и светл. князем ссору учинил и многих козаков в разорение привел.
3) В тож межеване перешед он, Лосев, Ипуть реку, отмежевал из российской в полскую сторону Мглинской сотни Дрокова села от слободы Дегтяровки несколько земле со бортними деровы и таким продерзостным поступком учинил он, Лосев, повреждение государственной межи.
4) А по окончании того неправого межевания без согласия комиссаров, сочинил он, Лосев, воровские межовие книги и сочиняя посылал для старожилов в уезды солдат, которые тамошним обывателем многое разорение и грабителство чинили и как светских, так и духовних для прикладываня рук, под караулом, а иных бив связанных, в Почеп привозили и под таковою неволею, тые его, Лосева, неправые книги заручили".
– Автор "Истории Руссов", говоря о почепском межевании (стр. 221–222), как видно, руководствовался одним преданием. О каменном столбе с пятью спицами, поставленном будто бы по приказанию Меншикова в Глухове, мы не встретили в письменных памятниках никаких следов.
Одновременно с делом почепского межевания, шло дело и об освобождении почепских казаков из владения Меншикова. Мы видели, что по указу 1719 г. Лосев при межевании должен был описать отдельно почепских "служилых казаков" с их землями. Указ не пояснял, для какой цели должна была служить эта опись; но, как видно будет ниже, Петр Великий имел в виду при этом – возвратить почепских казаков в прежнее свободное состояние. Отдача казаков во владение Меншикова противоречила тем распоряжениям правительства, которыми оно старалось вообще защищать казачье население от порабощения местной старшиной. Петр Великий понимал это противоречие особенно ввиду задуманного им учреждения малороссийской коллегии, главной целью которой указывалась защита народа, в том числе и "бедных казаков", от насилий старшины 451).
Распоряжение о составлении особой описи казаков с их землями повторено было и в указе 1721 г. Но оба указа, 1719 и 1721 гг., не были исполнены. Тогда Петр Великий лично решил – отдать Меншикову лишь то, что было ему дано "после Полтавской баталии и что было утверждено жалованною грамотою".
Грамота дана была в конце июля 1709 г., а казаки отданы Меншикову в 1710 г.; следовательно, царское решение 28 апреля 1722 г. (в Преображенском) освобождало почепских казаков от власти Меншикова. Этому решению, по-видимому, способствовали дошедшие до царя в это время сведения о тех насилиях над почепскими казаками, которые чинили управители Меншикова в своем старании об окончательном их закрепощении.
Как дошли до царя эти сведения – показывает следующий рассказ одного из почепских казаков – Якова Белецкого, записанный в одном из прошений последнего, поданных гетману Апостолу.
"З деда и отца моего в козацкой службе найдуючися в полку Стародубовском, в Семионовке, трафилося мне в сотне Почепской оженитися, где и козацкие двори з грунтами купленние мел. Но когда Меншиков Почеп завладел и козаков был у подданство поработил, таковий незносний тяжар и я на себе дознавши, муселем з Почепа зийти, все свое имение оставивши и чрез 12 год от Меншиковых почепских прикажчиков по других городах, крился. А там, у Почепе, без битности моей, прикажчики поработивши козаков яки в роботу египетскую, всякими налогами и окладными незносними поборами чрез 12 год утесняли. И того недоволни будучи, стали еще принуждать козаков началнейших подписоватися Меншикове у вечность. И в том, когда не схотели подписоватись, за тое прикажчики помянутих козаков имения их дощенту разоривши, и самих туремним вязенем у железах теснили три года, не милостивно голодом морячи. Потом, отправивши в Москву сотника с козаками знатними, в железах, в земскую темницу заключили, хотячи оттоль з бесчестием у силку на вечное житие запровадить, в 1722 году. В той час прилучилося и мне за своим интересом бути в Москве и за старанием п. Афанасия Покорского, стали они, почепские козаки, от всего усердия мене просить, обецуючи мне в Почепе якое хотя началство з грунтами, дабы подать самому его императорскому величеству челобитную о освобождении темничном и о уволнении с подданства. Но я перше готов, – усумневался, чуючи такие укази – хто подаст самому императору челобитную, такого вибить кнутом и в вечную каторгу; а потом пришед в такое помишление, же невинне бедние страждут, отважив себе с ними же бути во мучиницех, хоть смерть или живот. Помолившися Богу, коснувся его монаршей ризе три рази, за правое плече, с таким договором: надежда-государь! чи по твоему указу наши козаки у неволе сидят? – що ми хочем тобе служить. И его велитество спросив: какие?
– И я мовил: почепские. Уже давали в сенат, давали где належит, – негде милости не маш!
– Винявши з-за пазухи челомбитную, говорилем его величеству: на, сам вичитай, сам усмотри, некому не давай!
– И его величество у мене взявши челомбитную, хотел своему секретару Макарову отдать; и я закричал: ох, як кому отдаси – нам горшее лихо будет. И его величество оную челомбитную до себе принявши, велел рушать. Тогда я сказал: та вели ж випустить с темници козаков!
– На тое свидетели при том будучие: п. войт киевский з бурмистрами и п. Семен Галецкий, сотник стародубовский. Се же деялося подля сенату. Потом, третего дня, на Мясницкой улици, трафилося мне пред самим его величеством, за помянутие козаки, что не пускают, плакать. – И его величество мине сказал: молчи, дурак, будет указ!
– Потом, почепские козаки с того вязеня воскоре свободилися и с подданства уволнилися..." 452).
Распоряжение об уволнении почепских казаков из владения Меншикова было объявлено в сенатском указе, привезенном Давыдовым в Малороссию осенью 1722 г.
– Но Гудович с товарищами и на этот раз пробовали повернуть дело так, чтобы казаки остались за Меншиковым.
– Почепские казаки, посылая царю благодарственную челобитную за свое освобождение, описывали и новые насилия меншиковских управителей.
– "Мы служивие более тисящи нас сотне Почеповской козаки, получивши от порабощения прикажчиков почепских свободу, благодарственное чиним до лица земного поклонение, ибо именним вашего величества указом, по правам и привилегиям войсковим, возобновлен козацкий чин со всею сотнею в Почепе; и указом вашего величества, в том козацком чину г. полковник Давыдов з полковником старод. наказним Петром Корецким и того полку з старшиною полковою, устроили сотником почеповским прежнего сотника Ивана Губчица полними голосами более тисячи козаков сотне Почеповской; при оном же сотнику – обозний, хоружий, писарь, асаул, атаман городовий и городничий, а в куренях – атамани и асаулчики, по согласию козацком полними голосами избрани.
– Обаче императорского величества указу прикажчики места Почепа стали противни: в битность г. Давидова при обявлении волностей козацких, козаком почепским и сотнику – корогве сотенной не отдали, артилерии с пушками и зо всем нарядом не возвратили; а сотня Почепская наша от Хмельницкого за всех гетманов, з знаменами и пушками монаршескую во всех походах отправовала службу... Многих козаков при битности г. полковн. Давидова, давши причину прикажчики г. Почепа будто которой козак от оних прикажчиков четверть одну или другую позичил хлеба а еще не отдал, оного до вязеня похватали и в колодки позабивали и на правежи держат и батожем бют, без жадного суда... Оние ж прикажчики по маетностях державских салдатов держат и не в чем владельцев своих по грамотам вашего величества и по привилегиям гетманским, слушать под страхом запрещают и всяким образом в сотне Почеповской обновленние волности козацкие уничтожают, ибо и сундуков заграбленних со всякими пожитками, и многого имения и мелниц и маетностей по сее число не возвращают... Да повелит державство ваше прикажчиков места Почепа козака Андрея Гудовича с товарищи, нарушителей вашего величества указу, наказать, дабы и в них, прикажчиков места Почепа, указ вашего величества храним был и по оному возвратили бы козакам сотне Почеповской знамена войсковие, пушки, артилерию, маетности и движимое и недвижимое имение и на оние ж маетности привилегии гетманскии и купчии, которие од нас прикажчики поотбирали... И г. полковник Давидов не раз посилал указы о возвращении наших пожитков, а они, прикажчики, вашего величества указа не слушают ни в чем, чему и г. полковник Давидов зело удивляется..."
В другой жалобе почепские казаки писали, что меншиковские прикажчики, желая повернуть их снова в порабощение, посылали по селам двух почепских же казаков, Якова Булашевича и Семена Ходкевича, – уговаривать казачество записываться Меншикову в "подданство".
– "По уволнении з подданства князя Меншикова, – говорится в жалобе, – ездили они, Булашевич и Ходкевич, по уезду Почепском з разними напитками и прелщали козаков всякими мерами, ово питием, ово бойзом, и другими пристрастиями, дабы они подписалися в подданство князю Меншикову. И в то время многие прелстившися, а иние убоявшися, подписалися в подданство князя Меншикова, яковую челобитную князь в Москве, в суде, презентовал и по оной в деле нашем остановка учинилась..."
Отсюда видно, что по жалобам уже освобожденных казаков в Москве назначен был суд для решения вопроса – что должен был возвратить Меншиков почепским казакам 453).
– Последние послали в Москву своего сотника Губчица, который должен был личным предстательством стараться об ускорении решения. Но силен был Меншиков и тягаться с ним казакам было трудно, несмотря на правоту их дела. Падение Меншикова облегчило, но не ускорило окочательного разрешения дела почепских казаков. Лишь в конце 1730 г. решены были в иностранной коллегии некоторые статьи по жалобам последних. Окончательное разрешение жалоб должно было последовать в Глухове, в "министерской канцелярии", куда почепское дело и было прислано из Москвы. Но в Глухове разрешение его затянулось на несколько лет. В январе 1733 г. почепская сотенная старшина писала Апостолу:
"В 1730 году, декабря 13 дня, в государственной коллегии иностранных дел решено по делу нашему почепскому: артиллерию со всеми припасы, отдать и впредь не отнимать; земле наши по нашим крепостям, отдать; нововписных козаков аппробовавши по указам, определить в козаки и протчее; а иного в присланном указе и не упомянуто. Дело же подлинное в канцелярию министерского правления для решения прислано, где за многоделствием, а паче ради свойства поддячих министерской канцелярии почепским поддячим 454), (ибо мы челобитствуем на почепских поддячих), не надеемся скорого получить решения, понеже мы многократно о своем деле стужали, а решения до сих пор не получили, отчего мы час от часа в горшое приходим разорение. Потому намерени посилать в Питербурх или Москву и просить о деле своем..."
Почепские казаки хотели снова перенести свое дело в столицу, где рассчитывали получить более скорый суд:
"По делу почеповском, – писали казаки гетману, – многие прошения именной ея величества резолюции и докладу подлежат, а ежели дело будет в вишнем суде, то (должно) надеятись скорого и впредь ненарушимого решения, ибо в вишнем суде всякие дела собственное её величества воспринимают решение..." Исполнились ли намерения почепских казаков – мы не знаем, как не знаем и вообще – чем и когда кончились хлопоты их о возвращении казачьих имений, отобранных Меншиковым.
– Известно, что после падения Меншикова, малороссийские его имения отобраны были в казну и поручены в управление Наумову, состоявшему при Апостоле "министром для государственных дел" 455).
Почепской волостью стали заведовать подьячие, которым, как видно, выгодно было тянуть дело почепских казаков... Окончательное решение последние получили только при императрице Елизавете 456).
Почепская волость после Наумова поступила в заведование "министерской канцелярии" и управлялась, как мы видели, чиновниками этой канцелярии. С поставлением Разумовского в гетманы, Почеп "с уездом" отдан был ему "на уряд", а затем, в 1760 г., укреплен за Разумовским в потомственное владение. *)
451) См. инструкцию бригадиру Вельяминову 1722 г.
452) Далее Белецкий говорит: "За тое покойный гетман Скоропадский обещал бил мене в респекте жилищем не оставить, аще бы смерть его не пересекла; а к тому еще и колегия вселилася била на Вкраине. Тут стало на мене от Меншикова прикажчича Андрея Гудовича гонение за тую челобитную: хотел мене смерти предати, но защищением божиим до сего часу я от его, Гудовича, укрился..." Но челобитная Белецкого, как видно из другого его прошения, не прошла ему даром. "Как скоро приехал я из Москвы в Глухов, говорит Белецкий, то Гудович, услыхав об этом, сейчас и сам прибыл в Глухов с поповичем бакланским Иваном и с почепскими солдатами и напал на меня посреди города, на рынке, – сорвал у меня саблю, изорвал бывший на мне кунтуш и бил меня смертным боем; потом повели меня неведомо куда, хотели мне что-то смертное учинить; но я успел закричать у киевской башты, караул! который затворив башту, не пустил далее, а повел меня и его, Гудовича, к бригадиру Вельяминову, который потакая Меншикову, разбойников этих Гудовича с товарищами, отпустил, а меня сначала под караулом, а потом на поруках, держал в Глухове недель двадцать..."
453) Разбирательство жалоб казаков вызывало со стороны последних немалые расходы, как видно из следующей записки: "1724 г., августа. Мы нижей именами подписавшиися, знатное товариство и атамани курение з казаками сотни почеп., вси едностайне, посовитовавши, учинилисмо такий договор доброволне: на нужние свои сотенние потреби, для росплатки долгов и впред надеючихся посилок в вишний суд, якого збору не добрано прошлого году, тое добрать сполна; а на сей предидущий год вновь еще обложили: з чвертки (мера земли) вибрать денег по гривни, жита з десяти чверток – по чвертци, овса з десяти чверток – по дви чвертки. А вибирать оний збор не виключая ни самого п. сотника, ни сотенних урядников, ни знатного товариства, ни атаманов куренних, а ни рядовых казаков, от старшого и до меншого, не поблажая в том никому, понеже вси обще всею сотнею в своих разорениях, ищем милости у его императ. величества..."
454) В другом прошении гетману почепской сотник пишет: "Почепские поддячие свойственние здешнему ("министерской канцелярии") за секретаря управляющему и другим подчиновним ему, а сродство их такое: канцелярист почепский Юрий Симонов Якову Денисову, за секретаря правящему в минестерск. канцелярии, – родной тесть; он же Юрий почепск. канцел. Якиму Винскому да почепск. подканцел. Ивану Аксенову – родной же тесть; а Ивану Аксенову минест. канцелярии подканцел. Алексей Аксенов – родной брат; генерала и менестра Сем. Григ. Нарышкина писарь Роман Кучуков помененному почепск. поддячему Юрию – родной племенник".
455) История Мал. России, Бант.-Кам., изд. 3, III, 157.
456) Это видно из того, что только в 1746 г. был выдан почепскому сотнику Ивану Губчицу универсал генер. канцелярии "с присуждением ему в прежнее владение сел Игрушина и Онохова, неподлежащее завладенных было прикажчиками князя Меншикова почеповскими".
*) Некоторые дополнения к приведенным здесь сведениям об освобождении почепских казаков из подданства Меншикова, находятся в той же книге Токмакова (Киев, 1888), стр. 87–100.
Текст приведен по изданию: А. Л. Лазаревский. Описание старой Малороссии. Том 1. Полк Стародубский. Издание второе // Под общей ред. О.Р.Вязьмитина, — Белые Берега: Группа компаний "Десяточка" (издательство Белобережье), 2008. - 560 с.