Александр Иванович Дуров, 1730–34. Афанасий Прокофьевич Радищев, 1734–41
В середине 1730 г. наконец назначен был в Стародуб полковник – "из отставных майоров" Александр Дуров, который приехал в Малороссию только в конце года. Ханенко в дневнике своем отмечает, что в конце октября стародубская полковая старшина и сотники вызывались в Глухов "для выслушания грамоты, присланной чрез новоопределенного в Стародубский полк А.И. Дурова".
– Дуров правил полком четыре года. С местной старшиной он не поладил, и это обстоятельство, кажется, было главной причиной того, что Дуров возбудил вопрос о "скупле" старшиной земель у казаков и у крестьян свободных сел. Возбуждая этот вопрос, он опирался на ту статью своей инструкции, которая гласила:
"У казаков и у посполитых людей грунтов не отнимать и самих казаков в подданство не принуждать и того смотреть бы накрепко и от обид казаков и посполитых охранять". Кроме того, нужно было согласить распоряжения, исходившие из Глухова, которые при Скоропадском говорили одно, а при Апостоле стали говорить совсем иное. Желая выяснить вопрос, Дуров в январе 1732 г. написал гетману следующую бумагу:
"Прошлого 1731 году всех сотен полку Стародубовского сотники, также майстрату стародубовского и из ратуш погарской и мглинской урядники, писменно в стародубовскую полковую канцелярию обявили, что в сотнях их и в ведомствах, владелци духовние також мирские бунчуковие и значковие товарищи и протчие, многое число козаков и мужиков зо всеми их грунтами пахатними, сенокосними и протчиими угодии собою поскупляли, а иннии грунта козачие и мужичие за долги и заставою (закладом) попривлащали и як тех искупних козаков, которие спродавшись, весма уже не имеют з чего отбувать войсковой служби, так и мужиков в подданство себе не хотящих, поподворочали, от чего в службе козачей, тако ж в доволствовании консистентов и во всяких денежных и хлебных до скарбу войскового податех и в прочиих повинностях, знатное учинилось умаление... И скупщики тех козакцих и мужицких грунтов оним же оставшим козакам и посполитим, в дачи на консистентов, в виправке на линейную роботу роботников, в посилке в полтавский магазеин провианта и круп и в других необходимых повинностях, и найменшего некакова вспомоществования не чинят. И сверх того оние ж искупщики не довольствуясь тими козачими и мужичими скуплями, хто что в кого покупил, собственние оставших козаков и посполитих рощи, леса, також и волние общие леси и рощи ж, в которие всякому из давних лет въежать и всякое дерево рубить было невозбранно, занимают в свое владение и як тех козаков, так и посполитых в оние леса и рощи дров и протчего всякого дерева рубить, не пущают и возбраняют... На оних же искупщиков и обивателей владелцов в полковую стародуб. канцелярию поданы от обывателей полку Старод. многие челобитя и прошения. А по справки в стародуб. полк. канцелярии, имеется уневерсал антецессора ясневелможности вашей покойн. гетмана Скоропадского в 1719 году июля 12 д., в полк Старод. присланний, в котором изображено: понеже доносятся де ему, гетману Скоропадскому, что колкокротние его в полк Старод. засланние укази с жестоким упомненем, иж бы державци так духовние, яко и прочие хто толко у себе имеет маетности, не важились в тих своих селах грунтов тяглых и козацких скуповати, многие пренебрегаючи, де не престают тих грунтов розними способами себе привлащати, чрез что немалая в отдаванню обиклих повинностей деется убыль; того ради, иж бы такое самовластие не щирилося и впредь бы скуплением грунтов прочим не прилагалась в отбуванию общенародних тягостей трудность, крайне и жестоко он, гетман, упоминает, абы предреченнии державци духовние и свецкие и нехто инший жадною мерою отнюдь не важились ни тяглых, ни козацких грунтов скуповати, чого всего полковнику стародуб. досматривати б накрепко и весма тоей неслушной купле грунтов возбраняти, иж бы належитая не уставала повинность и жолнеров великороссийских як сама та слушность указиватиметь, контентовано, о що и подесяте под отнятем маетностей и жестоким неопустним наказанием напоминает. Да и в данной мне из государственной коллегии иностр. дел инструкции, в третом пункте предложено, чтоб в козаков и в посполитых людей грунтов, лесов, мелниц не отнимать и самих козаков в подданство не принуждать и того смотреть бы мне накрепко и от обид де козаков и посполитых охранять. Того ради, дабы за искупку вишепомянутих козаков и посполитых з их грунтами и угодии, разними владелцами, которих они скуповать и ныне не престают, не пречтено было мне за несмотрение не быть бы в каком безвинно штрафе, покорнейше прошу ясневелможности вашой, виразной рейментарской резолюции..."
Универсал Скоропадского, на который ссылается Дуров, написан был под свежим впечатлением насилий Жоравки и прежде всего должен был служить оправдательным документом при указаниях правительства на неурядицы гетманского правления. Но при Апостоле бывшие страхи прошли, и старшина, толкуя довольно распространительно 15-ю статью "решительных пунктов" Апостола, стала безбоязненно продолжать "скуплю" земель у казаков и у крестьян свободных сел, в которой видела главный источник своего обогащения. Поэтому Дурову из Глухова отвечали:
"В инструкции, данной вашей мости, которой копия... нам сообщена, написано, что с решительных пунктов прошлого 1728 г.... приложена при той же инструкции вмти копия, а в оных решительных пунктах в 15-м пункте, велено в Малой России – маетностей и протчего недвижимого имения так як и в Великой России, быть продаже свободной, кроме иноземцов; и хто что купить, тому быть под судом малороссийским и нести повинность з протчиими равно 133); а что вмть представил з инструкции своей з 3 пункту, дабы у козаков и у посполитых грунтов, лесов и прочего не отнимать и козаков в подданство не принуждать, поменяя тот пункт к запрещению продажи и купле грунтов и протчого, и сие к тому не подлежит, понеже и мы вмсти от нашего гетманского правительства накрепко напоминаем: отнятия грунтов и протчого, також принуждения козаков в подданство никому не допускать и самому того не чинить; а хто не отнятием, но доброволно и правилно производит куплю и продажу грунтов и прочего, того возбранить нельзя по силе указу её императорского величества и подлуг прав малороссийских. Ежели ж бы во всякого такого, хто что доброволно и правилно купит, отбирать возвратно, то бы учинилося представленному от самого ж вмти з инструкции 3-му пункту противно, ибо тое было бы уже явное отнятие; и для того прошедшого 1731 году декабря 8 числа в посланном от нас до вмти на доношение полкового стародуб. сотника п. Галецкого указе, определено: хочай войсковим людям козаки грунта свои за необходимою нуждою и продадут, того им не запрещено; однак в подданстве тим козакам которых хто скупит, быть не надлежит и весма тое запрещается, потому вмти и поступать должно, толко б купля и продажа была доброволная, правная, а не насилная и не подложная и грунта бы козачие и прочие войсковие добра за посполитих и неслуживых людей не заходили, дабы в службе войсковой умаления не было. А духовного звания владелцам всякого звания крунтов, млинов и прочого недвижимого куповать и ни под яким видом привлащать по силе указу... всячески не допускать, вм. накрепко напоминаем; а которие владелцы у кого отняли леси и рощи, а при том не допускает и в волних лесах дров и дерева рубать, з тими якие подсудни полковому правлению, меешь вм. чинить расправу по указам и по правам..."
___________________________________________________________________
133) См. Ист. М. Р., Бант-Кам., изд. 1822 г., IV, 273.
"Гетманское правительство" не хотело понимать, что "добровольная и правильная купля" старшиной казачьих земель совершалась в большинстве случаев под насилием власти, т.е. под видом "добровольной и правной" – в действительности купля-продажа большей частью бывала "насильной и подложной". Но ответ гетмана Дурову был таков, что казаки свои земли продавать могут, но нельзя казаков верстать в крестьяне, нельзя делать их "державческими подсоседками", в каковое положение естественным путем становился казак, продавший свою землю кому-нибудь из старшины и вместе с тем оставшийся жить на этой самой земле. В этом отношении Дуров мог противодействовать старшине, требуя, чтобы продавший свою землю казак продолжал отбывать казачью службу, а не становился бы в личную зависимость от покупщика земли. Впрочем, такие требования не могли достигать цели, так как обнищавший казак тем самым становился неспособным к службе... Как бы то ни было, но, вероятно, Дуровым заявлены были эти требования, потому что очень скоро он вызвал против себя общее неудовольствие старшины.
В 1733 г. Дуров писал гетману:
"Стародубского полка некоторые полчане без всякой причины ненавидя меня между собою, яко не Стародуб. полку жителя, по указам её императорского величества на время над оным полком имеющего команду, чинят между подкомандными моими словесное и письменное о мне возмущение..."
Чинил возмущение особенно полковой сотник Семен Галецкий, которому, кажется, первому Дуров оказал противодействие в "скупле". Галецкого поддерживали местные богачи: Гудовичи, Шираи и друг. "Возмущения" были такого рода: Дуров распорядился строить в Стародубе новую ратушу и приказал дерево для неё рубить в лесах, которые стародубские богачи считали уже своими... Приехали возчики в лес, который считал своим Андрей Гудович; жена последнего дерева рубить не позволила, сказав: "есть де в мене три брусы, – оных полковнику стародубскому на шибеницу (виселицу) дать не пожалую..." На Дурова поданы были гетману жалобы, из которых некоторые, по-видимому, были вполне справедливы; так, крестьянин одной из ранговых маетностей полковника пишет:
"Живу я в маетности полк. старод. Дурова в с. Щербиничах, на грунтах куплею мне доставшихся, где спокойно жил многие годы... Когда же то с. Щербиничи досталось полковнику, что староста его щербиницкий Маджога не ведать с каких причин всем подданным отказал так: ежели де хочете жить в селе, то живите и подданнические отбывайте повинности, только до грунтов не имейте дела; а если хочете, то куда хотя, идите! – и все поле засеял на полковника. И по тех его словах, когда стали многие расходиться, то я собрав свои пожитки, пошол было в с. Соловьевку; но там догнал меня Маджога и всю худобу отобрал: коней трое с возами, коров четыре, волов два и денег 20 руб...." К этому жалобщик добавляет, что из бывших в Щербиничах при Пашкове 21 домохозяина, при Дурове разошлось 18... Видно, что Дуров не признавал за крестьянами права на землю и хотел в своих ранговых маетностях завести в этом отношении те порядки, которые существовали в великороссийских поместьях. – Были поданы и другие жалобы. Но Апостол на все жалобы будто бы отвечал, что ему на Дурова "суда нельзя учинить для того что он из русских полковников" и советовал жаловаться императрице. После смерти Апостола, в Петербург и отправился полковой сотник Галецкий со своей жалобой на Дурова, подговорив туда ехать и некоторых других стародубских полчан. В Петербурге Галецкий писал от имени прибывших туда стародубцев жалобы на Дурова, в которых яркими красками описывал насилия полковника. Из числа этих жалоб очень расцвечена жалоба Петра Шаркевича, бывшего "господаря" Жоравки, а в это время писавшегося уже значк. товарищем. Шаркевич говорит в своей жалобе на имя императрицы, что за подачу им жалобы на Дурова Апостолу, первый жаловался в "глуховскую канцелярию министерского правления" и "по его (Дурова) сильному челобитью, без всякого резона всажено его, Шаркевича, в неволю в Глухове". Узнав, что Галецкий отправился в Петербург с жалобами на Дурова, Шаркевич отправил вслед за ним своего сына, Ивана, пешком. В Петербурге молодой Шаркевич обратился к Галецкому, и тот ему написал на имя императрицы жалобу на Дурова, в которой ничего не говорится о той обиде Дурова, за которую Петр Шаркевич жаловался Апостолу, а пишется следующее:
"Полковник Дуров всего полку Стародуб. людям несказанные обиды и здирства чинячи, також и работизны, взятки безмерныя, а надто еще и огнем палячи дворы понеприятелску, мног народ в польское панство прогнал... и не токмо он сам Дуров обиды и разорения чинит, но и жена его ему ревнуя, вслед его поступкам разорения и здирства народу чинить не престает... О яких обидах в полку Стародубовском от их же деючихся, били челом покойному гетману мног народ свещенники, но гетман будучи хорым, приказал наши челобитные писарю генеральному принять, а нам отказал: били бы де челом разве самой государине императрице, бо мне на него суда и наказания нельзя учинить, для того что он из русских полковников стал... И ежели более будет у нас в полку помянутый Дуров командиром, то много людей со всего полку в иншое панство поуходит, отчего и вашей императорской державе и так уже не малый урон учинился и учинится. Да нихто не отважится, видячи его такое суровство и немилостивии бои как козакам, так и посполству, вашей императорской державе доносить на его не смеет... Да повелит державство ваше... следствие учинить из великороссийских людей, а именно просим послать обер-комиссара Иова Григорьевича Микулина, который будучи в полку Стародубовском в интересах императорского величества, видел и от бывших полковников чиненные обиды и разорения; да токмо кроме Кокошкина лутчаго у нас полковника не было. Да еще к упомянутому Микулину в товарищи просим быть Ивану Яким. Синявину, в Глухове в суде генеральном команду имеючему, да из нашего генералитету да повелит ваше императорское величество з оными великорусскими при следствии быть..." 134).
Жалоба Шаркевича была подана в марте 1734 г. Тогда же поданы были и другие жалобы на Дурова, по содержанию нам неизвестные. Знаем только, что двигателем всех этих жалоб был Галецкий, который кем-то в Петербурге был сильно протежируем: поехав туда жаловаться на Дурова, он не только успел добиться следствия над ним, но был пожалован генер. бунчучным, а сын его тогда же назначен полковым сотником на место отца 135).
В сентябре 1734 г. Дуров был лишен полковничества. В чем именно заключались его преступления – не знаем; из жалобы Шаркевича можно только догадываться, что Дуров очень теснил крестьян своих ранговых маетностей и они-то, вероятно, уходили "в польское панство", т.е. в соседнюю Белоруссию. Притеснял Дуров, несомненно, и своих полчан: в одной "кроничке" XVIII в. записано, что старод. полковник Дуров "зловымышленными хитростями великие обиды и похищения в том полку делал, за что его с последующими ему похитетели, и сужено в Глухове". Одновременно с отрешением Дурова, стародубским полковником назначен был Афанасий Прокофьевич Радищев 136).
Последний достаточно уже был знаком с местными порядками, так как с начала 1732 г. он состоял в числе великорусских членов генерального суда 137).
Радищев пробыл стародубским полковником семь лет, но о деятельности его мы ничего не знаем. Нужно думать, что пример Пашкова и Дурова имел свои хорошие последствия, и Радищев со своими полчанами старался ладить; уволен он был в 1741 г., по-видимому, по одной той причине, что его место понадобилось для другого.
___________________________________________________________________
134) Арх. Генер. Канц. №5142.
135) Зап. Марк., II, 423.
136) Арх. Сената, Баранова. II, №5000.
137) Зап. Марк., I, 384.
Текст приведен по изданию: Описание старой Малороссии. Материалы для истории заселения, землевладения и управления Ал. Лазаревского. Том первый. Полк Стародубский/ Под общей ред. О.Р.Вязьмитина, — Белые Берега: Группа компаний "Десяточка" (издательство Белобережье), 2008. - 560 с.