Наезды и распри
помещиков из-за земельных споров были
частыми на Брянщине в XVIII веке. Одна из
таких усобиц произошла в 1810 году, уже в
начале следующего столетия, как бы по
наследству от XVIII века. Дело интересно
тем, что по его документам можно проследить
взаимоотношения помещиков, живших на границе
равных уездов и губерний — Трубчевского
уезда Орловской губернии и Мглинского уезда
Малороссийской Черниговской губернии.
Столкнулись интересы двух помещиков: потомка
брянской ветви древнего рода Тютчевых
полковника Петра Ивановича Тютчева, сына
помещика из села Кабаличи Ивана Никифоровича
Тютчева, дяди декабриста Алексея Ивановича
Тютчева, и Якова Васильевича Рославца,
потомка киевского воеводы Григория
Ходкевича, переведенного в Рославль, сыновья
Григория Авдий, Петр и Иван перешли уже с
новой фамилией Рославцев на службу к
украинским гетманам. Самойлович пожаловал им
в 1675 году имения в Стародубском полку в
селах Ишове, Котлякове и других.
Рославцам был пожалован герб,
в правой части которого изображена золотая
стрела, обращенная вниз, а в левой —
серебряный грифон, стоящий на задних лапах с
мечом в правой лапе. Над дворянской короной
щита тоже изображен грифон. Яков Васильевич
больших чинов по службе не достиг, был всего
лишь коллежским регистратором. В основном он
занимался делами имений, которые находились
в слободе Попсуевке, деревнях Елисеевичах,
Болотихове, Дмитриевской.
У кабаличских
Тютчевых еще с конца XVII в. были владения в
Брянском уезде, на самой границе со
Стародубским полком, где во времена Петра
I были основаны
село Карповка и деревни Маковье и Именка.
Петру Ивановичу по разделу с братьями Иваном
и Василием достались доли в этих селениях.
Его владения граничили с Мглинским уездом и
владениями Рославцев.
Петр Иванович женился на
вдове Ксении Петровне Рославец (в девичестве
Панкевичевой), после смерти которой ему
досталась часть владений жены в самом
Мглинском уезде, перемежавшихся с
владениями Якова Рославца: хутор
Макаричи, усадьба в слободе Попсуевке,
деревне Подименке.
Причиной распри был небольшой
земельный участок у слободы Попсуевки —
Гаврилковский огород, два двора крестьян в
Попсуевке и два двора в деревне Дмитровой.
После смерти жены Тютчева
Яков Рославец, как ее родственник, был
опекуном над ее дочерьми от первого брака с
Павлом Рославцем Ульяной и Анной, которые
получили из имения матери четвертую часть,
следовавшую им по закону. Вот эту-то долю,
поскольку она вклинивалась в его владения,
Рославец и купил у сестер, уже вышедших
замуж: Ульяна — за подпоручика
Базилевича-Короткевича, Анна — за
коллежского регистратора Демежкевича.
Крестьяне Тютчева
во главе с приказчиком Максимом Якуниным,
человек около 100, из разных имений, с
разным к бою приготовленным «орудием»
самоправно пахали в селе Ишове и слободе
Попсуевке на спорных участках, засеянных
крестьянами Рославца коноплей, и пересевали
ячменем и
«забирали, насильно тут же в слободе
Попсуевке на улице жительствующих тамо его
крестьян, вязалн, били, возили, заключа в
оковы по разных Трубчевского уезда
селениям».
Буйствуя в Попсуевке, тютчевские крестьяне
хвалились
«разорить его дом до основания и его и всех
в нем находящихся лишить жизни».
Усадьба Рославца была в
Макаричах, мглинскому комиссару Кавранскому,
явившемуся туда для расследования, было
заявлено, что крестьяне, требуемые судом,
находятся в отлучке. Рославец объяснял
претензии Тютчева тем, что он,
«не , зная
существующего в малороссийских селениях
землям старинного померу, который всегда
означаем был и ныне в селениях Мглинского
повета известен под названием чверток,
полчверток и четверть (четвертая часть
чвертка) и ежели не прописано будет в
крепости исключения с числа ея какой нивы
или огорода»,
равнялся 0,56 га.
В случае же исключения
какого-то угодья
«должно писаться
чвертка, половину чвертки или четверть без
такой-то нивы»
— так объяснял
позже Рославец, исходя из особенностей
местной земельной меры возникший конфликт.
Рославец в долгу не остался;
Он собрал групу своих людей, в числе которых
были Степан и Петр Холодовы, Филипп
Остапенков, Герасим Филиппов, Иван Стуцак,
Иван Пантюхов, Григорий Щербаков, Дмитрий
Шкобенев, Николай Робенков, Потап Мозасов,
Григорий Бещасгный, Андрей Мотасов, всего
человек с 20 с топорами и дубьем, и напали
на пахавших крестьян Тютчева. Люди Рославца
порубили повода на сохах, связали у старосты
Якунина назад руки. В Макаричах Рославец
велел забить его в ножные Колодки и,
«продержа в приватном
своем аресте до середины дня»,
отправил под караулом в земский суд.
27 апреля на допросе Максим
Титов сын Якунин показал, что ему от роду 31
год, неграмотен, веры православной, в
исповеди и причастии святых тайн каждый год
бывает, а прошедшего и запрошедшего годов по
недосугам не был.
«Родился в деревне Павловичи
Брянской округи с отца выше
писанного, а матери Акулины, с
коих отец в живых находится, а
мать умре во крестьянстве за
помещиком Матвеем Зиновьевым, от
коего достался по купле помещику
Ивану Никифорову сыну Тютчеву,
за умертвием же оного достане в
крестьянство сыну его нынешнему
его помещику полковнику Петру
Иванову сыну Тютчеву по
наследству».
|
За последним он
был записан по пятой ревизии 1795 г. во
крестьянстве в деревне Павловичах. Женат,
имеет одну дочь Марью. Месяц тому назад
поставлен Тютчевым приказчиком в слободе
Попсуевке. Он признался, что 26 апреля пахал
на Гаврилковском огороде, законно отданном
судом его господину,
«но похвалок с криком
не произносил, чтобы дом раскопать».
В начале мая Рославец
отлучился в губернский город Чернигов для
исполнения обязанностей дворянского депутата
и был там до середины июня. Тютчев
воспользовался этим для новых нападений.
26 мая крестьяне Тютчева Леон
Игнатьев и Герасим Шишкарев с сотней людей
«с приказания ли
их господина или сами по себе
собравши дворовых людей его
Тютчева земского Архипа Гусева,
выборного Алексея Микуткина,
псаря Григория Бирюкова, ткачей
Захария и Филиппа, портного
Ивана, столяра Якова, каретника
Федора, Ивана и Якова, котляра
Кузьму, садовников Артема и
Алексея, приказчика попсуевского
Максима Якунина и прочих по
именам и званиям неизвестных
крестьян: Ивана Пивоварова,
Степана Микуткина, Козьму
Карпеченка, Панкрата Сазонкина,
Георгия Козельского, Антона
Долгошия, Корнея Пантюхова,
Емельяна Романова, Петра и
Алексея Шишкаревых, Андрея
Сочнева, Григория Белого, сына
Кузьмы Тужика, Максима Микуткина,
Якова Карпекн, Ильи Игнатова».
|
В союзе с
карповцами были экономические крестьяне села
Малфы, платившие подати не помещику, а
государству. Кроме названных, было много
прочих дворовых людей и крестьян,
неизвестных по именам и званиям,
«по собственному их
щоту, коим.они похвалялись числом
девять-десять, пять человек, вооруженных
цепами, дубинками и разными к бою
приспособленными орудиями».
Леон Игнатьев, Герасим Шишкарев, Максим
Якунин и многие другие
«на дворовых
господских лошадях, яко начальники сей
разбойнической шайки верхами, а иные на
повозках, иные пехотою набежав».
Такого похода Попсуевка не
видала никогда за свою историю. Одна часть
этого отряда потоптала и пересеяла ячменем
огород, уже засеянный яровыми хлебами и
коноплей, а также другие участки четвертухи,
приобретенной Яковом Рославцем, засеянные
льном, коноплей. Закончив это дело они
соединились
«с первым отделением шайки»
и начали гоняться за крестьянами Рославца по
деревне. Крестьяне Потап Матосов, Григорий
Шкабенев, Моисей Селивонов были избиты в их
дворах, связаны, положены на телеги и
увезены в село Карповку Орловской губернии
Трубчевского уезда в господский дом.
В этот же день в
Попсуевку «по своим хозяйственным
надобностям прибыла Вера Ивановна дочь фон
Берингова». Отряд тютчевских крестьян засел
на околице Попсуевки и поджидал, пока она
выедет, «чтобы
ея сходно первых Якунина похвалок убить в
смерть».
Крестьяне Илья Игнатьев и Емельян Романов с
прочими, гуляя в попсуевском шинке по случаю
победы, тоже хвалились, что убьют
ненавистную им Рослацовку.
«Немалое число сей шайки,
шатаясь по деревне сей, разные
ругательства и укорительные
чести моей произносили слова и,
не видя никакой препоны своим
предприятиям, хвалились разорить
дом мой, а всех в нем побить и в
реке Судости утопить».
|
В то же время отряд
карповских крестьян, человек 50, во главе с
дворовым человеком Тютчева Герасимом
Шичкнным родом из деревни Именки наехал на
участок Рославца Бурикинскую четвертуху в
деревне Дмитрове, который раньше сдавался в
аренду со снопа казаку Ханенку, а теперь
Семену Ященке, сжал и увез пять копен ржи на
гумно Тютчева в Карповке. Во время этого
нападения был также скошен луг у Дмитровской
мельницы.
Вера Рославец не оставила
этого дома даром. По ее приказу староста
Степан Холодов схватил Шичкина и доставил
своей госпоже, которая решила заняться им
сама. Поставив его около окон в караульне,
где были заперты двери, она кричала и
грозила сечь его плетьми. После приказала
старосте и своему ткачу связать ему руки,
Шичкин пытался выскочить из избы, но
дворовая девка Рославцев Катерина Семенова
ударила его в грудь, а ткач Козьмин — в
спину. Спасло Шичкина только то, что на
«все сие
происхождение смотрели с огорода взашедшие
две еврейки Аксенья Маркова и другая; кем
звать неизвестно».
Рославцева
побоялась свидетелей и приказала развязать и
отпустить Шичкина.
Однако Шичкина вызвали в суд,
где он показал что от роду ему 35 лет,
грамотен, родился в деревне Именке
Трубчевского уезда, женат на крестьянской
дочери Ирине Савельевой, с которой прижил
детей Андрея, Надежду и Александру. Он
утверждал, что никакого наезда не делал,
вооружен не был, крестьян Рославца не бил и
не забирал, признался только в увозе снопов
из Дмитрова.
5 августа крестьянин деревни
Маковье Иван Науменков, собрав несколько
крестьян Тютчева, напал на огород Рославца в
селе Ишове, где сжал недозрелый ячмень и
увез его в Карповку. 7 августа эти же
крестьяне сжали пшеницу Рославца около
Попсуевки. Вот тут люди Рославца взяли
Науменкова, а с ним Ивана и Федора
Кухаренковых, Якова Ткача, Акима Чнжева,
Ивана Ступака. Сжатую пшеницу доставили в
дом Рославца.
На допросе Науменков показал,
что ему 40 лет, родился в Маковье, его отец
Харитон и мать Фекла умерли,
«женат по умертвии
первой жены второбрачно на крестьянке
господина его Анастасии, детей имеет
сопложенных с первой женой сына Семена н
дочь Анну, а со второю — дочерей Агриппину и
Марину». В
его хозяйстве было три лошади, две коровы,
шесть овец, три свиньи. Он заявил, что в
Ишове землю не жал, а пшеница в Попсуевке
принадлежала Тютчеву.
Рославец в отместку, или,
вернее, для утверждения своих прав, отправил
13 августа около 30 своих человек с
дубинками на крестьян Тютчева, косивших
овес, которые согнали ихл скосили копен 50 и
увезли в Макаричи. По жалобе Рославца в
августе 1803 г. Мглинский нижний земский суд
выехал на место происшествия для
расследования, в результате которого
выяснились обстоятельства этого дела.
Комиссар Ковранский 31 августа, как
утверждал поверенный Тютчева Игнатьев, в
угоду Рославцу подверг его допросу, поставив
торчмя против груди толстую палку, грозил
прибить. Нападение подтвердили жители
Дмитрова Тимофей Захаров сын Морозов 67 лет
и крестьянин статского советника Ивана
Рославца Астап Матвеев сын Дергач 60 лет и
другие свидетели.
В начале следствия они
произнесли присягу:
«Присягаю господу Богу в троице
святой единосущному пред святым
его Евангелием и животворящим
крестом в том, что у меня
Мглинского повета от земского
комиссара спрошено, что будет,
что знаю показать по самой
правде, не буду таить, ни за
дружбу, свойство, вражду и
ненависть, не за дары и посулы,
и ни за страх и боязнь».
|
Поверенный
Тютчева опротестовал этих свидетелей,
заявив, что они все из людей родственников
Рославца, который
«свидетелей запугивал,
а комиссара угощал в своем доме».
Игнатьев заявил также, что крестьян, которые
якобы участвовали в нападении с Шичкиным, у
его господина уже давно нет. Один из
названных Рославцами, Иван не каретник, а
токарь, давно находится в работе у
подпоручика Ильи Великосовича, а портной
Иван «от господина не отлучен и был при нем
в бытность в Коренной ярмарке».
В сентябре 1809
г., собравшись большой пешей толпой,
великорусские крестьяне Тютчева во главе с
называвшими себя дворянами жителями села
Сенкова Мглинского повета Иваном и Федором
Тараборками и проживавшим у Тютчева
французом на дрожках Тютчева, запряженных
четырьмя лошадьми, набежали на Попсуевку и
прогнали с Гаврилковского огорода людей
Рославца, собиравших коноплю. Таким образом,
француз вторгся в Попсуевку на два года
раньше, чем Наполеон в Россию.
26 октября опять великое
множество людей из Трубчевского уезда во
главе с дворовым человеком Тютчева Шичкиным
напали на крестьян Рославца, находившихся в
избе Степана Холодова и Ивана Ступакова и,
вытащив их насильно из избы, связали назад
руки
«натянув к вящему их
мучению деревянным кляпом на руки».
После над
связанными
«разнообразно изругались, били без всякой
пощады и положили на воз, но опомнились и на
просьбу тех их отпустили за селением
измученных. Вечером разломалн оную избу до
основания и бервенье разбросали».
Рославец в это время
находился по своим делам в Глухове.
26 ноября 1809 г. дьячок села
Карповки с крестьянином Тютчева Яковом
Карпекиным с товарищами напали на
крестьянина Рославца из села Сенькова Якова
Бещастного, который ехал по дороге в свой
дом, «избили с азартом без всякой пощады» и
увезли в село Карповку.
18 декабря 1809 г. Рославец с
супругой Верой Ивановной из рода фон
Берингов, предком которой скорее всего был
великий мореплаватель, поехал на повозке
посмотреть, как его крестьяне чистят покос.
Шичкин увидел Рославца, когда тот проезжал
мимо винокурни Тютчевых и, собрав немалую
толпу тютчевских крестьян и дворовых людей,
начал приближаться к повозке. Рославец,
вышедший в это время для осмотра, увидев
грозного противника, поспешно возвратился.
Людей с ним в повозке было мало, и он решил
устрашить противников, показав им
«бывшее на счастье у него ружье и пистолеты,
и начал кричать, чтобы они не подходили к
нему, и тютчевские люди насилу отошли от
повозки».
После каждой такой стычки
Рославец подавал очередную жалобу в
Мглинский суд, но там, видимо, не спешили
связываться с богатым помещиком соседнего
уезда,
«в таковых его
нестерпимых разорениях никакой защиты
Рославцу не оказывали».
Полковник Тютчев же
«через такую видимую
ему понаровку»
не успокаивался, а поверенный Тютчева
Игнатьев в свою очередь подает прошение, что
Тютчев
«претерпевает от
Рославцевых беспрерывные обиды,
на доставшееся ему по завещанию
умершей жены его Ксении Петровой
по присуждению Черниговского
генерального суда второго
департамента наезжал сам он
Рославец и его жена со
множеством крестьян их с
дубинами и протчими к драке
способными орудиями грабить в
поле хлеб, на сенокосах сено,
вспахивает под семенем земли и
огороды, рубит рощи, бьет
крестьян».
|
Далее он жаловался, что люди
Рославца 17 августа 1809 г. наехали на
огород Тютчева, выбрали там всю коноплю и
увезли в свое гумно. Как видим, эти события
Тютчевыми трактуются со своей точки зрения.
События 18 декабря подаются в этом прошении
как наезд Рославца с женой, с двумя
пистолетами, с крестьянами, вооруженными
дубьем и топорами, которыми они порубили
строевой лес во владениях Тютчева и увезли в
свой хутор Макаричи. При этом были побиты
лесные обходчики Тютчева, за которыми
Рославец гнался с ружьем, и те еле ушли на
господский двор.
Кому тут верить — Рославцу,
утверждавшему, что его крестьяне очищали
луг, а луг очищали обычно от кустарника,
или Тютчеву, который пишет, что рубили его
строевой лес? Жалобы сторон следуют одна за
другой, но суд молчит. В очередном прошении
поверенный Тютчева требует предать суду
Рославца за то, что он уже три года, с 1808
г., т. е. после окончания опекунства, терпит
от Рославца разные обиды:
«при самомалейшем
сопротивлении легко может случиться и
смертное убивство».
Далее Тютчев
требует разобраться с доходами, получаемыми
во время опекунства Рославца над Ульяной и
Анной Рославцевыми.
Распри продолжались и в
следующем, 1810 году. 1З мая, когда староста
Тютчева в Попсуевке начал пахать
Гаврилковский огород, Рославец, приехав
верхом с многолюдством крестьян, согнал
крестьян и рабочих Тютчева, отобрал двух
лошадей с сохами, а за старостою гнался
верхом с тремя спутниками до самого села
Карповки.
4 июня в час ночи крестьяне
Рославца во главе с его супругой напали
многолюдством на двор крестьянина Емельяна
Туренка, разломали и разметали плетень и
огород, а во дворе крестьянина Никиты Копыта
раскидали печь в избе. После они набежали на
господский дом Тютчева
«с великим криком и
шумом и угрожали разорить дом».
Староста отворил ворота,
«чтобы узнать в чем
дело и для чего такова толпа грозит
разорением дома господ его»,
но быстро затворил ворота, спасаясь
бегством. Супруга Рославца кричала на своих
крестьян, почему они не схватили старосту.
Вера Ивановна была вооружена пистолетами и
большим ножом. С ножом была и дворовая девка
Рославцевых Катерина Семенова, а прочие
крестьяне с кольями и дубьем,
приготовленными к драке.
В судебном деле
сохранилось письмо Якова Рославца Тютчеву,
объясняющее такую неистовость его супруги
оскорблением, нанесенным людьми Тютчева и
содержащим вызов на дуэль. Письмо интересно
для нас как редкий образец эпистолярного
жанра на Брянщине начала XIX века, поэтому я
привожу его полностью:
«Милостивый
государь Петр Иванович!
Истекшаго июня 10 числа, без
бытности моей в доме моем, когда
была жена моя в Попсуевке по
своей экономической надобности и
находилась на сей стороне
тамошней плотины подле двора
крестьянина своего Шкабенева, то
староста ваш попсуевский,
неизвестный мне по имени, Леона
Игнатьева брат, находясь вблизи
ворот дома вашего попсуевского,
нарушил право благопристойности
и всех законов бранил ея, крича
через ручей, называя разными,
вредящими чести ея словами в чем
имею и свидетелей. За сие бывают
обыкновенно поединки. Да не
сумнюсь, чтобы и вы не
согласились на то, а закон
малороссийский предписывает на
всякий случай и крестьян просит
удовлетворять за обиду первей
господина их, потом в суд,
следуя словам сего закона
просить прислать. Посылая сего
нарочного и прошу покорнейше в
Попсуевку человека из суда
прислать и выспросить в
сторонних людей, какими словами
поносили ваши вышепоименованные
крестьяне жену мою и по мере
преступления наказать их.
Докладывал вам
еще о трех обидах: первое, что
крестьяне ваши вспахали и
засеяли при селе Ишове мою
землю, второе, что они скосили
часть моего сенокоса в угле
недалеко от вашей Попсуевской
винокурни, третье, что ваш
садовник Алексей похвалялся июля
десятого моему человеку в
деревне Подименке при сторонних
людях, что он и все ваши люди
ищут случая убить меня и жену
мою, о чем дабы все вы известны
были и незнанием после не
отговаривались. Я чрез сие вас
всем том уведомляю и прошу за
все вышепоименованные обиды сии
благородным образом,
удовлетворения от вас, ежели ж я
не получу за все сии нестерпимые
наглости оного, тогда буду иметь
право просить не на слуг ваших,
а прямо на вас и разделаться за
обиды сии, чтоб доказать, что
честь жены своей без трусости
умею защитить. Пребывающий к вам
с истинным почтением милостивый
государь вашего высокоблагородия
покорнейший слуга Яков Рославе,
1810 года июля 18 дня».
|
Однако полковник Тютчев не
принял вызова на дуэль от коллежского
регистратора Рославца, а подал письмо как
письменное доказательство противозаконных
действий Рославца, так как дуэли были
запрещены.
Теперь жалобы шли уже в
губернское правление, которое отметило, что
Мглинский земский суд не сделал никакого
следствия по поводу взаимных обид с обеих
сторон,
«чрез каковое
слабое земской полиции действие
и явное свое упущение
обязанностей, что Рославец
отважился вызывать полковника
Тютчева на дуэль, драку или
поединок строго запрещенный
Высочайшим 1787 года апреля 21
дня указом, наложить на суд пени
в пользу приказа общественного
призрения 60.рублей, о вычете
коих с жалованья членов суда и
отсылке в приказ сообщить в
здешнюю казенную палату».
|
Также предписывалось получить
отчет с Рославца и в течение месяца
прекратить самоуправство с обеих сторон.
Для контроля за этим делом
малороссийский генерал-губернатор выслал
чиновника, которому за прогоны за три лошади
на 235 верст взыскать 42 рубля 30 коп. с
того, кто окажется виновным. Видимо, только
после такого строгого распоряжения эта
распря прекратилась, по крайней мере других
документов по этому делу позже июля 1810 г.
в фондах Брянского архива не имеется.
