Письмо 1
ПИСЬМА Д. А. ИСКРИЦКОГО К РОДИТЕЛЯМ № 1
3-го января 1828, город Лори
Любезные родители.
В последнем письме моем я извещал вас, что я командирован в Муганскую степь для рекогносцировки дороги, но встретил в горах глубокий снег и ужаснейшую вьюгу, от которой едва спасся сам с командою, отступив в разоренное татарское кладбище. Я возвратился на третий день в лагерь — представил свой рапорт, но, кажется, что, спустя некоторое время, когда снег уменьшится, я снова должен буду предпринять сие путешествие.
2-го генваря сего года нас поставили по квартирам и нашему полку достался в удел г. Лори. Хотя сакли наши весьма не завидные, но укрывают нас от ветров, постоянно дующих с гор Совилика — земля покрылась глубоким снегом и морозы простираются иногда до 12 градусов.
Мы находимся в совершенной неизвестности — увидим ли вновь берега Аракса или пойдем далее. Я весьма равнодушен ко всяким слухам. Не имея в Грузии до сих пор приюта, мой дом заключается в моей палатке. Я бы может быть хотел, чтобы кампания продолжалась, чтобы я мог участвовать в каких-нибудь блестящих делах; но будет ли сие желание сообразно с выгодами отечества? Итак, остается совершенно покориться судьбе.
31 декабря я получил письмо от Лазарева 18 и 900 рублей денег; первым моим удовольствием было расплатиться со своими кредиторами, и хоть осталась у меня сумма весьма малая, но я надеюсь, что в начале сего года я от вас получу секурс, который прошу адресовать полковнику Лазареву или моему полковнику командиру Семен Антоновичу Реуту. В лагере у нас роскоши вовсе нет, но содержание лошадей весьма дорого, а без них нельзя на шаг податься вперед. Из писем Лазарева я заключил, что он по-прежнему расположен ко мне; мне бы весьма было приятно, если бы после кампании меня употребляли как офицера Генерального Штаба, я бы, вроде службы более известном, имел более случаев показать свое усердие.
В бездействии скучно. Книг вовсе нет; пустые разговоры мне весьма неприятны, и вы можете из сего заключить, что мы не весьма весело проводим время. Не знаю, доходят ли мои письма, но я от вас с 1-го ноября никакого не имею известия.
Прощайте, любезные родители.
Преданный вам сын
Д. Искрицкий
№ 2
Город Ардебиль, 29 генваря 1828.
Любезные родители.
Военные действия снова начались и нашим отрядом левого фланга приехал командовать граф Сухтелен. На другой день по приезде мы выступили в поход по глубокому снегу выше колена, подошли на третий день к Ардебилю и заняли город (морозы так сильны, что граф велел мне сказать брату Александру, которым он весьма интересуется, что у нас морозы не хуже Лапландской зимы).
В ночь на 26 число мы заложили батареи, персияне вступили в переговоры, для ускорения которых и для сдачи крепости граф велел пустить три конгревых ракеты. Удачный полет сих новых гранат, из коих одна прилетела к пороховому магазину, произвел ожиданное действие, через пять минут принцы Мишан мирза и Жиангар мирза — дети Абасса мирзы прислали переговорщика о сдаче крепости, и мы в 12 часов утра в порядке вступили в крепость, в которой нашли 25 пушек и 2000 четвертей провианта.
Ардебильская крепость есть лучшая в целом Адербиджане, построена англичанами по европейской системе и превосходит постройкой Абас- Абад, Сардар-Абад и даже самую Эривань.
Вам приятно будет узнать, что во время сего похода граф употреблял меня как офицера Генерального Штаба. Во время движения я находился в авангарде, которым командовал подполковник Миклашевский 19, и в приказе от 26 генваря по отряду граф Сухтелен изъявил нам благодарность за труды и деятельность. Перед самым выступлением получил много писем из Петербурга от братьев и одно ваше из Душатина.
Граф Ламздорф доставил мне из Тавриза 500 рублей, посланных Машенькой, теперь я совершенно обеспечен на долгое время с благоразумной экономией.
Любезную Машеньку благодарю за пространное письмо и буду ожидать еще подобных; пусть она извинит меня, я не могу отвечать ей столь подробно, сколько желал бы, по недостатку времени и даже бумаги.
Прощайте, любезные родители.
Целую вас мысленно. Преданный вам сын
Демьян [222]
№ 3
Город Ардебиль, 9 февраля 1828
Любезные родители.
7-го февраля я возвратился с большого путешествия. Граф посылал меня в г. Мианэ открыть сообщение с нашим авангардом, описать дорогу по Халхалу и вручить письмо принцу Абасс-мирзе, как от себя, так и от детей принца, находящихся в нашей крепости Ардебильской. Я проехал более 350 верст верхом в неделю, видел прекрасную долину реки Кизил- Озана, представлялся принцу Абасс-мирзе, смотрел на привезенные куруры, привез описание, сделал карту, которые представил сегодня графу.
Кажется, любезные родители, что в скором времени войска наши перейдут обратно за Аракс, принц Абасс-мирза и генерал Паскевич должны уже съехаться в Туркманчае трактовать о мире.
Весь наш отряд, и я в особенности сожалеем, что мы должны в скором времени лишиться нашего доброго начальника графа Сухтелена, он уже получил приказание возвратиться в Петербург немедленно по окончании военных действий.
Если бы с весною открылась кампания на берегах Дуная, то нельзя ли для сослужения с братом проситься участвовать в новых победах храброго Российского войска. По сему предмету буду ожидать ваших советов; одного бы я желал: не быть в каком-либо боковом отряде, которого действия ограничиваются часто перевозкой провианта или отвлечением сил неприятеля.
Будучи употреблен во все время пребывания моего в отряде как офицер Генерального Штаба, я объехал почти всю восточную часть Адербиджана, познакомился с нравами персиан, кюрдов и шахширванцев, и могу даже насчет дороги объясняться с ними на турецком языке. Сожалею, однако ж, что случай не привел меня посмотреть Тавриз.
Российское правительство сделало важное приобретение библиотеки, находящейся в здании мечети; вчера навьючена и завтра отправляется за Аракс — вот все наши новости, важнейшая же состоит в том, что пять куруров уже в наших руках и на дороге. Куруры здесь нас интересуют столько, сколько публика петербургская интересовалась прежде Ворот...ом [последнее слово неразборчиво].
От вас, любезные родители, я уже давно не получал писем, но это кажется происходит от слишком большого удаления заграницы.
Братьев целую и прошу их писать ко мне.
Прощайте, любезные родители, преданный вам сын
Демьян
№ 4
Город Хой, 28 апреля 1828.
Любезные родители.
Пользоваться настоящим, вот мой теперешний девиз — не знаю что будет со мной завтра, думал ехать в Урмию, остался по приказанию генерала в отрядной квартире, к концу апреля располагал быть в Эривани, но, кажется, еще довольно долгое время должен буду остаться здесь.
К Лазареву являлся и по его препоручению, занимаюсь в Хойской провинции переселением армян.
Вот мои занятия: посвятив утро описям имуществ христиан, остальную часть дня весьма приятно провожу в обществе генерала, играем иногда в вист, слушаем весьма хорошую музыку Нашебургского полка. Иногда здешний хан приглашает нас на азиатские обеды, увеселяет нас танцами и весьма несносною азиатской музыкой.
Признаюсь, я часто себя спрашиваю, где же восточная роскошь, о которой нам так много твердили. На улицах тишина, дома заперты. Женщины под чадрами мелькают изредка как приведения, и на одном только базаре приметна некоторая жизнь. В Азии истинно почувствуешь цену Европы. Не знаю каким-то случаем залетел к нам на днях листик весьма старый Journal de S t Petersbourg, в котором мы читали весьма сильную декларацию султана против христиан и в особенности против русских. Из этого мы заключаем, что должна быть война, и я против турок сражаюсь с почтенным генералом Панкратьевым.
Полк наш остается в Карабахе, но прочие войска собираются лагерем при Сардар-Абаде — я недавно также узнал, что наш почтенный начальник сделан графом Эриванским и что государь наградил нас за кампанию медалью.
Прощайте, любезные родители.
Преданный вам сын
Д. Искрицкий
№ 5
Крепость Эривань, 11 июня 1828
Любезные родители.
Наконец я достигнул места, откуда могу писать вам в надежде, что письма мои дойдут до своего назначения.
Узнавши здесь, что несколько моих писем, из Персии посланных, не дошли даже до Эривани, я полагаю, что вы долгое время оставались без всяких обо мне известий, и потому я вкратце скажу вам о моих занятиях до сего времени.
Я отправился в конце марта из Шуши в Персию, куда назначен был состоять при полковнике Лазареве, получившем от корпусного командира поручение переселить армян, изъявивших желание перейти в наши пределы.
Поручение начальства исполнено с желаемым успехом — более 7000 семейств армянских и несториянских перешли в пределы России. Они оставили прекрасные дома, сады и климат даже лучший, перешли Аракc, не зная, что достанется им в удел, уповая на могущественное покровительство нового своего государя. Каждому, кто был в Персии, известно жалкое положение тамошних армян. У них отняты были все права гражданства. [224] Отец не мог ожидать в сыне опоры семейству, мать должна была часто проклинать красоту дочерей, желание мусульманина было законом армянина. Они со временем под кротким правлением России почувствуют вполне сделанное для них благодеяние, благословят графа Эриванского, виновника их будущего счастия. Я не могу также не сказать о доверенности армян к полковнику Лазареву, скорое и успешное окончание переселения должно приписать его стараниям.
Редкой армянин в Персии и России не знают его и довольно слова Илиазар аги (как его здесь называют), чтобы бросить дом, родину и идти в пределы России. Мне весьма приятно, что я участвовал в сем деле, по которому государь приобрел 40 000 верных и надежных подданных; уже в Эривани формируется батальон армянских сарвазов, и армяне в свою очередь заставят со временем трепетать их покровителей.
Пребывание мое во все сие время было в Хое, где я имел случай познакомиться и приобрести расположение Н. П. Панкратьева. Вместе с полковником Лазаревым мы оставили в конце мая Персию, отправились в Нахичевань.
Я с особенным удовольствием проезжал сию любопытную страну. Постоянный предмет во все время путешествия был Арарат, покрытый вечным снегом. Здесь, гласит Библия, остановился Ковчег, в Нахичевани поселился Ной после потопа. По-армянски Нахичевань значит первое жилище— и точно нет лучшего места в сей знойной стране — какие виды, какое местоположение!
[конец письма отсутствует]
№ 6
Лагерь при Карсе, 1828, 6-го июля
Любезные родители.
Вы, вероятно, получили мое пространное письмо из Эривани и краткое извещение о взятии приступом крепости Карса.
Я, можно сказать, перелетел из Эривани, где я нашел бумагу, приказывающую мне явиться в действующий отряд и догнал его на втором переходе за границей. На другой день уже наши аванпосты имели стычку с неприятелем, 19-го июня произведена была рекогносцировка стен крепости, что дало случай неприятелю атаковать нас в больших массах; наша регулярная кавалерия и линейские козаки произвели несколько блестящих атак, и неприятель скрылся в город. 20-го числа пехота занимала высоты, необходимые для заложения батарей, турки на каждой держались упорно и дело не иначе кончалось как штыками.
21-го и 22-го заложены были батареи для действия по крепости. Наконец 23-го высота, необходимая для продолжения дальнейших работ, дала случай взять крепость.
Вы можете себе представить, как упорно должны были держаться турки ввиду стен своих 42-й полк после долгой битвы, в которой несколько раз доходило до рукопашного боя, владел неприятельской батареей и преследовал неприятеля в самый форштат. Граф Паскевич, увидев сие положение, двинул массы свои с противной стороны в другие форштаты, и через час уже полки наши стояли у стен цитадели, которая сдалась с остальной частью гарнизона.
Для людей, занимающихся военной наукой, Карс есть новое подтверждение, что в войне все дает случай, которым должно уметь воспользоваться, но так скоро, чтобы не дать неприятелю время опомниться.
Мы стоим теперь лагерем в 10 верстах от крепости по эрзерумской дороге, каждый полк отдельно, подножный корм в изобилии, вода хорошая и, следовательно, скоро будем готовы к дальнейшим предприятиям.
Зная с каким нетерпением вы будете теперь ожидать от меня известий, борясь с предприимчивым неприятелем и с болезнью, свойственной сему краю, я буду пользоваться всяким случаем для доставления вам моих писем.
Приехавши в лагерь, я застал здесь несколько писем, из которых последнее было от 22-го мая, зная, что есть какая-то от вас посылка, которая поехала искать меня в Эривань.
Лучше адресовать письма на мое имя в Тифлис с прибавлением 42-го полка, подпоручику, находящемуся при корпусном штабе в действующем отряде. Я прикомандирован к штабу с 18-го числа, а 22-го уже это назначение в корпусных приказах.
Прощайте, любезные родители, преданный вам сын
Д. Искрицкий
Братьев целую, от Машеньки из деревни ожидаю пространных писем.